Дем Михайлов - Эхо войны

Я покачал головой… Твою ж мать… Дали уродам оружие в руки — и они тут же возомнили себя хозяевами жизни, которым никто не указ. Дебилы…

Борис сумел доказать, что он может заставить себе подчиниться любого, пусть даже и вооруженного неслуха. Один его крик, слаженное щелканье затворов и предохранителей, на стоящих беспорядочной толпой мужиков взглянул десяток стволов, на крыше грузовика появилась тонкая фигурка, прижавшаяся к прикладу снайперской винтовки, уставившейся в грудь того самого смельчака, научившегося огрызаться.

Тишина…

Мертвая тишина повисла вокруг… Я сидел не двигаясь, отчетливо понимая, что любое резкое движение может привести к бойне. Побелевшие лица дорвавшихся до оружейного могущества мужчин ясно говорили о том, что они сожалеют о своей несдержанности. Тот, кто посмел перечить вслух, выглядел хуже всех, зажатый в руках пистолет едва не вываливался из пальцев.

Шагнувший вперед командир чужаков внимательно осмотрел всех, громко и ясно произнес:

— Оружие на машины погрузить! Вход в хранилище камнями завалить! Отправка через тридцать минут! — Он чуть помедлил, пожевал губами, заложил руки за спину и, глядя поверх голов, спросил: — В случае конфликта кто кого в землю сухую положит, а? А если вы нас — до дома добраться сумеете, орлы? Автомат в руках бессмертия не дарит! Тридцать минут! Шевелитесь!

Отмерли все… разом выдохнули с диким облегчением… Белые лица начали темнеть от прилившей крови. Обошлось. Не началась стрельба, не разорвали злобные пули плоть в клочья, не наделали дыр, не пустили кровь, не убили. Обошлось…

Ничто не забылось — я видел злые взгляды, бросаемые на чужаков. Обидно, когда с тобой обращаются как с никчемным щенком. Но рисковать никто не собирался. Не здесь. Сначала надо добраться до знакомых земель, до родных мест. А вот тогда можно будет и показать, кто здесь главный. Но не сейчас, еще не сейчас…

Я уверен, что Борис и его сотоварищи это отлично понимали. И на месте бессадулинских отморозков я бы не стал показывать своей крутизны. Пусть они и считают, что надобность в русских отпала, пусть даже они и правы в этом — ведь им было нужно оружие, как выяснилось сейчас, — но лучше чужаков просто отпустить с миром. Пусть себе убираются прочь. Кстати, а ведь я тоже не бессадулинский. Я сам по себе… Но из-за меня Борис убил одного из людей Татарина. Так что теперь и меня считают другом русских…

— Едва не сдохли! — счастливо выдохнул Косой Ильяс, остановившись в шаге от меня.

Ох как он изменился: через плечо висит автомат, за пояс заткнуты два пистолета, перекинутый через плечо полосатый хурджин наполнен патронами и пустыми обоймами. В ладони Ильяса граната, в другой зажат нож. Ай какой грозный багатур… Ильяс-паша. Ильяс-батыр. И лицо изменилось — прямо волк пустынный на меня смотрит. Куда делся тот недавний подвывающий от страха шакал, умоляющий меня убедить русских вернуться назад? Ай как изменился за минуту второй проводник…

— Не сдохли? — спросил я вслух, по понятной причине не став озвучивать язвительных мыслей.

— Да русаки нас чуть не покрошили. Нет, мы бы их тоже не пожалели, глотки резать умеем, крови не боимся, но кому это надо, да, братишка?

— Братишка? — усмехнулся я. — Полчаса назад я был тебе старшим братом, братухой. А теперь стал братишкой? Чего это ты меня так понизил, Ильяс? Потому что у тебя есть автомат, а у меня нет?

Проняло… Смутился Ильяс, чуть сдулся.

— Да чего ты, — забормотал он.

— Да ничего, — пожал я плечами. — Собирайся давай, гордый багатур. Домой нам пора. И пусть дорога наша будет спокойной.

— Бисмиллях, — суеверно выдохнул проводник. — Бисмиллях. На все воля Аллаха.

— Бисмиллях, — искренне повторил я.

Нам надо вернуться живыми. Обидно сгинуть в песках после того, как выполнил задуманное. Но чаще всего именно так и случается — беда становится твоим спутником не тогда, когда покидаешь ты дом, а когда ступаешь на дорогу, ведущую к дому.

Я не ошибся: когда через полчаса, обозначенные Борисом как крайний срок, машины взревели моторами и начали разворачиваться, вставать в походный порядок, я окончательно убедился, что из-под земли русские лично для себя достали лишь три очень-очень тяжелых ящика. Это и было их целью.

Нет, они пополнили, конечно, боезапас — особенно радовались чужаки восполнению пулеметных патронов, которых они натаскали в грузовик как можно больше. Не забыли русские про гранаты и патроны к автоматам. Сменные части к самому оружию. Несколько, всего несколько единиц оружия.

Но это уже другое — это не больше чем водопой. Русские иссохли за время путешествия, вот они и пополнили запасы «влаги». Это не цель.

Три ящика…

Три тяжелых ящика, каждый размером с гроб.

Ради них они проделали такой долгий-долгий путь…

Заняв свое место рядом с вдоволь «напившимся» и «наевшимся» пулеметом, я задумчиво смотрел на удаляющуюся шайтан-скалу, под которой скрывался древний тайник с оружием и чем-то таинственным. Что это за место такое? Кто сделал под землей хранилище?

У меня не было ответов…

Поэтому я развернулся на сто восемьдесят градусов и начал смотреть вперед — туда, где за песками лежал наш далекий дом.

Из пулеметного гнезда показалась Инга, уселась рядом, протянула мне что-то вроде небольшой продолговатой лепешки — я уже знал, что эта штука съедобна и называется галетой. Но отрицательно качнул головой и показал зажатую в ладони дергающуюся ящерицу. Инга поморщилась, вздохнула и, отвернувшись, принялась грызть галету, стараясь не смотреть, как я запихиваю в рот протестующе дергающуюся рептилию.

— Лучше бы галетой похрустел!

— Ну нет… Ящерица лучше.

— Каждому свое. Слышал, что твои сказали про ящики?

— Мои? Я один.

— Ну, люди Бессадулина.

— Не слышал.

— Ты не поверишь. Многие решили, что мы вскрыли тайную могилу. И вытащили из нее гробы с останками Ленина, Сталина и Тамерлана. И что вскоре вновь начнется страшная война… А оружие, найденное в могиле, было оставлено там для того, чтобы все три великих некогда человека в посмертном мире могли постоять за себя.

— Бред.

— Согласна. А ты как думаешь? Про ящики?

— Никак не думаю, — ответил я и перекусил торчащий изо рта хвост ящерицы, бьющий меня по губам и щекочущий подбородок.

— Ты как всегда — холодная скала под палящим солнцем, да, Битум?

— Нет. — Я взглянул в глаза смутившейся отчего-то и вновь отвернувшейся девушки, принявшейся утирать рот тыльной стороной ладони. — Я не скала. Я простой охотник. Ты тоже должна думать не о ящиках. Они никуда не денутся, думаешь ты о них или нет.

— А о чем я должна думать?

— О Яме, — ответил я. — Мы возвращаемся тем же путем. Помнишь рисунки на скале? Помнишь тот рев? А вооруженных людей в машинах, заметивших нас и уже передавших весть о чужих на их землях? Мы идем прямо на них. И на этот раз они будут нас ждать. Вот о чем мы должны думать, если хотим пережить сегодняшний день. Ты хорошо стреляешь в сумерках? Мы окажемся там к вечеру…