Игорь Федорцов - Сталкер-югенд

− И злопамятные и странные… Детей не трогают.

Чили его слова поразили. Верить или нет, она не определилась. Пока что Паха ни в чем не обманывал. Ну, если не принимать во внимание (а как не принимать!) что продал её тюхале.

− Откуда известно, что не трогают?

− На собственной шкуре испытано, − прозвучал неожиданный ответ.

Закончив играться с автоматом, Паха лег, заложил руки за голову и смотрел в небо. Почти не моргая. Чили тоже посмотрела. Что там? Высоко кружит птица.

− Постричь тебя надо, − заявил Паха, отрываясь от созерцания птичьего полета. − С такими патлами в лесу…

Обрезать волосы? Да за эту трехцветную красоту она полгода скандалила с матерью! Впервые ослушалась отца! Её к директору водили. Дразнили «полосатой»! Она столько вынесла, вытерпела и обкорнаться? Ну, уж фиг!

− Лучше я еще разок публично разденусь.

− Я серьезно, − привстал Паха на локте. — Лес не берег. Своего дерьма хватает. Клещуки, овода. Думаешь, я спроста вот таким хожу? Или тот же Рэнс. Заберется клещук в волосы, вопьется и не заметишь. Или овод личинок отложит. С кулак дыру выедят в черепушке.

Чили замялась. Решительности отстаивать права и свободы поубавилось. Как поступить? И прическу жаль и клещуков кормить не охота. И дыра обаяния не прибавит.

− Так что? Я не сильно коротко. Я понимаю…, − пообещал Паха.

− Стриги, если умеешь, − согласилась Чили, припомнив речных тварей.

Паха перевел дух. Думал, перепираться начнет. Он достал обломок расчески и ножик. Поддел прядь. Провел ножиком, будто точил. Шиииик! и отпали разноцветные локоны. За пять минут управился.

Девушка провела ладошкой по стрижки. Новобранец! Равняйсь! Смирно! Рядовая Чили к прохождению службы готова!

Глянулась в протянутый ей кусочек зеркальца.

− Годится, − одобрила она, хотя прическу жалела. Бело-красно-синее знамя протеста против обыденности существования уничтожено! Она покрутила зеркало. Картинно вздохнула. — Красоту ничем не испортишь.

− Отрастут, − посочувствовал Паха.

− Ладно, не утешай. Не беременная, − отвергла Чили участие.

На сборы десять минут. Паха по возможности замаскировал следы их пребывания. Подумал, поморщился, словно принял не лучшее для данного времени и места решение и извлек из поняги флакончик.

− Керосин, − протянул он. — Намажься. Шею, руги, ноги, пояс. В мотне.

− Это у вас мотня, − приняла Чили флакон. — А у нас промежность.

− Ну, вот там и мажь.

Керосин жидкость не особо ароматная. Но в лесу не на королевском балу. Чили старательно намазалась. Паха проследил, чтобы месту спора уделялось должное внимание.

Убрав первобытный репеллент, Паха напомнил.

− Правило тоже. Я иду, ты за мной. Ничего не хватать и в рот не тянуть. Ягоды или плоды. Под ноги смотреть. На колючки лучше не наступать. Малинники и виноградные лозы обходить.

− Обойду, но не знаю что это такое.

− Я покажу.

Кипень листвы над головой пронизывали лучи солнца. Лес полон солнечных нитей. Их, то нет вовсе, то сплошь золотая пряжа. Чили залюбовалась лесом. Может он и не как в кино. Но так даже лучше. Таким о нем говорят в сказках. Добрых сказках…

− Ты рот не разевай, − окликнул её Паха. — И под ноги смотри.

Чили уперлась взглядом в густой кочедыжник. Мимо шмыгнула стрекоза. Яркая, как радуга, длиннокрылая и большеглазая. В ее глазах, как в миниатюре отразился лес, поляна и крошечная фигурка Чили.

− Пучеглазка, − залюбовалась Чили летуньей и пригласила сесть, протянув руку.

Паха отогнал стрекозу и предупредил.

− Смотри, цапнет.

Чили непонимающе уставилась на него. Кто цапнет? Стрекоза? Утвердительный кивок головой. Про нее и речь.

− Для нее блескушка сигнал к атаке.

Сразу припомнилась пахина просьбу снять каффу. Так вот он о чем! Девушка заспешила нагнать те несколько шагов, что отстала.

− Пистолет не посеяла?

− Зарядил бы. Чего с пустышкой то болтаться.

− Всему свое время.

Не было печали, привязалось комарье. Кружило у лица, лезло в глаза, в нос.

Чили отмахнулась раз другой. Задела ветку. Сломала, отгонять.

− Оставь.

− Кусаются твари!

− Раззадоришь только. Найдем муравейник, что-нибудь придумаем.

Усилием воли Чили прекратила сражаться с крылатыми живоедами. Обрадованное комарье садилось на кожу, впивалось. Брюшки розовели и раздувались. Терпеть их выше всяких человеческих сил, но терпела, костеря и кровососов и Паху.

Тот шел, не обращая на неудобство внимание. Чили казалось, его и не едят вовсе. Все вокруг нее собирались. Но потом сообразила Пахе комариные атаки пустяки, не проглядеть бы важного. А он слушал, выглядывал, пытался угадать.

На поляне предусмотрительно обошел павшее и отрухлявевшее дерево.

− Гнездо гадюки, − пояснил он свою осторожность. − Их тут на каждом шагу по десятку.

Его предупреждение заставило Чили смотреть во все глаза. Она едва не вскрикнула, когда в траве наступила на зазеленевший от времени сук. Гнилушка миролюбиво хрустнула. Чили испытала некоторое удовлетворение. На тебе! На! Потопталась она унять испуг.

Показал Паха и малинник. Вроде с виду обыкновенная колючая поросль в красивых ягодках и цветочках. Если бы не скелет опутанный побегами. Скелет крупный, олененка. Чили даже отвернулась. До того неприятно.

По подлеску долго бродить и хороший ходок умается. Когда наткнулись на небольшую полянку, остановились передохнуть. Чили спросила у Пахи.

− Откуда ты знаешь…. Про лес?

− Абориген я, − не весело пошутил он, отпивая из фляги и подавая ей.

Чили приняла воду и тоже отпила, не обтерев горлышко как прежде.

− Я серьезно.

− Оттуда и знаю. Из леса, − неохотно признался Паха.

Брошенный лагерь открылся сразу. За кустами лещины. На поляне шалаш, у входа кострище. К земле, грубой, наспех оструганной вагой, приколот человек. Фигура обозначена плотной зеленоватой массой. Мхом или лишайником.

− Вот это и есть караг, − указал Паха на холмик. Поднес руку к зелени. Листочки подтянулись вверх. — Хорошо не мучился. Прибили. А так бы бродил зазеленелым. Некоторые до года живут в таком виде. Жаждой мучаются. Из-за этих. Что бы значит, поближе к воде держался.

Чили смотрела издали, не подходила.

− Так он не опасен. Жжется как крапива. Волдыри потом мокнут и все. Вот когда спору планария занесет, тогда да. Кранты!

Заночевали они тут же в шалаше. В узком пространстве Паха расстели дождевик. Краев едва хватило накрыться.

− Только не возись? — попросила почитательница леди Чаттерлей.

− С чего?

− Ну, вдруг, − многозначительно намекнула Чили.

Надо же с мужиком спать укладвается! По прежней жизни на месяц секретов с подружками делиться.

− Ой, да ладно, − отмахнулся Паха, поворачиваясь спиной.