Алексей Корепанов - Прорыв

Многие блюда Силва видел впервые, и, словно угадав его мысли, Хорригор продолжил:

— Я постарался воспроизвести яства моих времен, такие вы уж точно никогда не пробовали. Думаю, вам понравится. Но сразу извиняюсь — пить придется только сок. Или чай, или кофе, или нашу малонну, кому что по нраву. Потому что спиртное преобразователь не создает. Я-то проблему решил и выпиваю в другом месте, но запасы, к сожалению, делать не могу…

— Ничего, переживем, — успокоил его Дарий, взяв вилку. — А что, здесь есть даже какое-то питейное заведение?

— Не здесь, — ответил Хорригор, накладывая в свою тарелку густую темно-красную массу. — Там, дальше, — он неопределенно повел ложкой себе за спину.

Уир вернулся, сгрузил с подноса очередные порции и сел сбоку от узника и Эннабел, так и не сняв плащ. Силва и семейство Диони сидели напротив троицы «хозяев».

— Ну что? — обвел взглядом вновь прибывших Хорригор. — Готов вас выслушать.

— А может, сначала вы вкратце о себе? — выдвинул встречное предложение Дарий. — Вернее, о вас нам поведали, но говорили, что вы пребываете в одиночестве. А тут, оказывается…

— Вы хотите узнать, как здесь появились Уир и Энни? Неужели она вам не сообщила?

Девушка подняла голову от тарелки и сказала:

— Подробно не успела.

— Хорошо, — кивнул Хорригор, — эту историю вы сейчас услышите. Только позвольте один вопрос: от кого вы обо мне узнали? Нет, даже два: и что именно узнали?

Дарий проглотил тающий во рту солоновато-сладкий шарик — то ли овощ, то ли фрукт, а может, что-то другое, — отложил вилку и ответил:

— Нам рассказал о вас некий барбовер-предохранитель, созданный древними пандигиями. Он до сих пор регулярно обходит поле вашей последней битвы и старается обезвредить ваши ловушки. Те, что вы коварно поставили в ночь перед боем. А что именно мы узнали? Ну, что вы, как темный главарь сил зла Ирг, пытались подмять под себя всю Галактику…

— Ничего себе! — воскликнула Эннабел. — А ты мне преподносил это совсем по-иному.

— Я все правильно преподносил, Энни, — вздохнул Хорригор. — Не подмять я пытался Галактику, а повести к светлому будущему.

— Я просто повторяю слова барбовера, — развел руками Дарий. — Подмять ли, повести ли, не знаю, но пандигии, как он сказал, вас разбили, и их предводитель Аллатон навеки заключил вас сюда. Барбовер назвал это место подпространственным карманом. А потом эти силы добра и сами исчезли, и в Галактике появились новые цивилизации. Хотя потомки пандигиев до сих пор существуют, Маркасса и Тангейзер как раз из них…

— О! — воскликнул Уир Обер, и этот звучный возглас эхом отлетел от стен. — Сородичи! Как приятно встретить сородичей!

— Потише, Уир, — поморщился Хорригор. — Как бы люстры не грохнулись, а то и потолок. — Он взглянул на Дария: — Продолжайте, пожалуйста.

— Да вот, собственно, и все, если вкратце, — сказал Силва.

— Понятно… — задумчиво протянул Хорригор и отпил что-то зеленое из бокала; видимо, ту самую малонну. — Значит, я — коварный главарь сил зла… А Пан — абсолютное добро, нежное и пушистое, с крылышками… Что ж, ничего удивительного. История такова, какой ее представляют победители, и я на месте этого… фантазера поступил бы точно так же. Хотя с таким же основанием мог бы назвать темным главарем Аллатона Диондука… Я нисколько не темнее его, и зла во мне не больше. Он действовал в интересах своих сторонников, я — в интересах своих. Да, мои воины пролили немало крови, но столько же пролили и пандигии. Этот барбовер-предохранитель сказал вам о наших ловушках, но, судя по вашим словам, не упомянул о том, что в ту же ночь перед битвой ловушки ставили и пандигии. И было этих ловушек ничуть не меньше. Только, думаю, Диондук потом, после битвы, свои ловушки убрал, о чем предохранитель умалчивает либо специально, либо просто ему об этом не сообщили. Повторяю: в этом нет ничего удивительного, это обычная практика победителей. Судя по всему тому, что мне удалось узнать уже о новых временах, такой подход не меняется: как бы хорошие всегда побеждают как бы плохих. Диондук все прекрасно понимал и, надо отдать ему должное, не стал меня уничтожать. Потому что знал: я ничуть не хуже него. И тюрьму мне устроил комфортную, ничего не скажешь. Откровенно говоря, даже не знаю, как я поступил бы на его месте… Создал бы ему такие же условия или все-таки ликвидировал?…

Энннабел с укоризной посмотрела на узника.

— Ты же говорил другое! Что посадил бы его, но на меньший срок.

— Не знаю! — с неожиданной резкостью и даже раздражением отреагировал Хорригор. — Пребывая здесь, я не раз думал, с каким удовольствием свернул бы ему шею! — Он подцепил вилкой нечто фиолетовое, похожее на корнишон, но до рта не донес, а обвел взглядом гостей: — Да, на комфорт мне жаловаться не приходится… но представляете, как тоскливо было проводить столько времени в одиночестве? Мы — я имею в виду моих современников и вообще прежние цивилизации — не использовали эту данность, или форму реальности… я не силен в терминах… в общем, то, что вы называете подпространством, в качестве средства сообщения…

— Собственно, термин «подпространство» не может считаться правильным, — донеслось от двери. — Подпространство — такая же форма бытия материи, как и пространство, и правильнее было бы именовать его «инопространство».

Из-под закрытой двери высовывалось нечто черное, похожее на усик какого-то растения — танк задействовал одно из своих устройств, чтобы не оставаться в изоляции.

— Это наша боевая машина, — пояснил Дарий. — Она обладает интеллектом и называет себя Бенедиктом Спинозой.

— Да, я знаю, — кивнул Хорригор. — Энни рассказала. Честно говоря, я о таких машинах не слыхал.

— Мы тоже до недавнего времени не слыхали, — сказал Силва. — Это новинка. Я потом кое-что на этот счет поясню.

— Хорошо. Здравствуйте, Бенедикт. Извините, что не приглашаю за стол… Может быть, открыть дверь, чтобы вам было удобней?

— Здравствуйте. Извиняться не стоит и дверь открывать не надо — я прекрасно все вижу и слышу. Так я об инопространстве…

— Бенедикт, не будем вдаваться в тонкости, — нетерпеливо остановил его Дарий. — Это, в данном случае, несущественно. Продолжайте, господин Хорригор.

Он не знал, насколько откровенен бывший темный властелин (или, если верить услышанному, вовсе не такой уж и темный), и хотел побыстрее узнать его историю. Маркасса почти ничего не ела, вероятно, продолжая чувствовать недомогание, в отличие от сына, который явно вознамерился отведать каждое блюдо. Эннабел тоже активно жевала, а Уир Обер цедил такой же зеленый, как у Хорригора, напиток, и вид у него был самый что ни на есть благодушный. Да это и понятно — он-то в любое время мог покинуть эту «тюремную камеру».