Алексей Корепанов - Тайны Древнего Лика

— Да-да-да! Подвозила! К маме, к Святому Марку. У меня там мама, десятый год уже, я бы ее забрала, но там ей лучше, там лечат, а у меня сын… Господи, она и обо мне рассказывала? Да-да, подвозила, подвозила, перед самым отъездом…

«Не нужны мне подземные города, меня Мэгги ждет, — вновь донеслись до него слова Флоренс, донеслись оттуда, из недр Марсианского Сфинкса, из обширного зала, где были только он и она. — Барби — светлая королева в светлом дворце-аквариуме… А другая Барби — темная королева в черном дворце…»

— Ваза, — произнес Батлер, поднимая глаза на Клару Баллард. — Черная ваза… В комнате у Флоренс, в детстве…

— Да-да, ваза! — воскликнула соседка, опережая хозяйку дома. — Так и стоит, если Мэгги не разбила, она у меня умудрилась зеркало разбить. — Пен стремительно, словно делая зарядку, развернулась от Батлера к миссис Баллард: — Не разбила, Клара?

— Ее должна была еще я разбить, — вмешалась Кейт, словно обрадовавшись возможности увести разговор в другое русло. — Попала в нее мячом, она на пол… Только там стенки вот такой толщины. — Она показала Батлеру пальцами, какой именно толщины была ваза.

— Подарок. И принимать не хотелось, и выбросить нельзя, — туманно пояснила Клара Баллард.

Возвращалось, возвращалось забытое. Пусть отдельными штрихами, фрагментами, но — возвращалось.

— Женщина в сером плаще, — сомнамбулически продолжал Батлер, невольно подражая тону, каким эти слова произносила Флоренс. — Отдам тебя серой женщине. Что это за женщина?

Клара Баллард слабо махнула рукой.

— Это давно… Я, наверное, была такой, как Мэгги. Сидела на крыльце, там, — она повела подбородком в сторону двери, — и какая-то странная женщина остановилась у ограды. И смотрит на меня. Лица не помню, и в чем ее странность — тоже не помню. Помню, что здорово напугалась, почему — не знаю. Убежала в дом, и по лестнице — к себе, наверх… Сколько же всего она вам рассказала… Вообще-то, болтуньей ее вряд ли можно назвать, и Кейт тоже…

— Да-да, — вновь закивала Пен. — Это я уж болтунья так болтунья, а Фло больше слушать любит… любила… Господи… — У нее задрожали губы.

Алекс уже не слышал этих слов. Он шел по бесконечному залу, оставив Флоренс сидеть у стены, и впереди, как он думал тогда, был выход из Сфинкса… А на самом деле никакого выхода не оказалось, только еще одна стена — непреодолимая каменная толща, не давающая никаких шансов… И — Уаджет, Око Гора, символ глаз души, выбитый на стене. А потом — внезапный блеск зеркальной вогнутой поверхности, далекое отражение женской фигурки в оранжевом комбинезоне, багровая вспышка и странный гитарный звук…

И главное, самое главное — исчезновение Фло. Он бросил ее, он забыл о ней, устремившись к предполагаемому выходу, — и проворонил ее. Если бы он не оставил ее — она бы не исчезла. Или же они исчезли бы вместе. И через год вместе вышли навстречу Нарбутису и Миллзу. Или до сих пор бродили бы внутри Сфинкса…

Он, скотина Алекс Батлер, проворонил Флоренс.

Ему стало так плохо, что он обеими руками вцепился в край стола.

— Мистер Батлер? — донесся до нее обеспокоенный голос Клары Баллард.

Он с трудом заставил себя ответить:

— Извините, мне нужно идти…

В глаза матери Флоренс он смотреть не мог.

— Выпейте кофе, Алекс, — посоветовал Пол Доусон, сидя за столом и с участием глядя на хмурого Батлера. — Кофе тонизирует, легче станет.

— Это заблуждение. Я уж лучше воду. Вы сидите, пейте… только, ради бога, не курите!

Доусон убрал в карман вынутую было пачку сигарет и принялся за кофе. А Батлер залпом осушил стакан воды, заложил руки за спину и принялся вышагивать по гостиничному номеру от окна к двери и обратно, длинно втягивая воздух полуоткрытым ртом и делая резкие шумные выдохи.

Вчера он нарушил собственный «сухой закон» и провел вечер в одном из баров отеля «Чаттануга чу-чу». Не хлебал бутылками — нет, выпил сравнительно немного, и не какой-нибудь бурды, а знаменитого «Теннесси виски», что капля за каплей прогоняют через фильтры с кленовым углем, — но и этого количества ему хватило, чтобы утром чувствовать себя совсем разбитым.

А вечером виски оказалось довольно действенным средством для снятия напряжения. По мере того как затуманивался мозг, Батлер все меньше винил себя в исчезновении Флоренс. Вернее, не в исчезновении — к этому он, конечно же, был непричастен, — а в том, что оставил ее одну, ушел от нее.

«Я ведь не собирался бросить ее там, — убеждал он себя, расслабленно покручивая в руке тонкий стакан, где крохотным айсбергом плавал кусочек льда. — Я просто хотел убедиться, что выход действительно есть, а потом вернуться к ней… — Мысли растекались, ускользали, мыслям мешала доносившаяся от стойки с темнокожим лоснящимся барменом какая-то рваная музыка. — Я не виноват… Это они так задумали… И сделали бы это, даже если бы я ни на шаг не отходил от нее… У них какой-то свой план, и в соответствии с этим планом они ее и забрали, а меня оставили… И в соответствии с планом меня выпустили, а ее — нет. И Лео… И Свена… А замыслы их мне неведомы…»

Постепенно он потерял чувство времени, и вообще все чувства притупились, и исчезла душевная горечь, и все окружающее отдалилось и подернулось дымкой. Он уже не слышал музыки и не обращал внимание на тех, кто сидел за соседними столиками.

В какой-то момент безвременья (если есть у безвременья моменты) он осознал — хотя ему казалось, что осознание это пришло не к нему, а к кому-то постороннему, — что барьер продолжает разрушаться, и все больше отдельных неясных пятен сливается в узнаваемые картины. Картины его пребывания в Марсианском Сфинксе.

Подземная колоннада, ведущая к Сфинксу…

Крестообразная янтарная «пуговица»…

Двустворчатые приоткрытые ворота…

Надвигающаяся черная стена…

«…и умирало все живое в день, когда решил ты покарать нас, о Лучезарный, и великий твой гнев обращал весь мир в мертвый пепел…»

Погружение в болотную топь…

Свен…

Мумии фараонов…

Пирамида и распахнувшиеся земные просторы…

Женщина в одеянии цвета крови…

Черная башня с округлой вершиной, башня, похожая на предостерегающе поднятый палец…

Падение — и погружение в туман…

Камень за камнем, камень за камнем — и понеслась лавина, сметая остатки барьера, загрохотала в голове, вынудив Батлера навалиться на столик и зажать уши ладонями, — хотя грохот шел не снаружи, а изнутри. Голову просто распирало, в любое мгновение она могла треснуть и разлететься на куски, испортив настроение находившимся в баре людям, — и Алекс со второй попытки сумел подняться со стула и по извилистой траектории добраться до туалета.

Воспоминания уже наслаивались друг на друга, воспоминания захлестывали сознание, и кружилась, кружилась, кружилась голова…