Авторов Коллектив - Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)

Он слышал, как торпеды глубоко врезаются в мир-механизм, пока лэнс-батареи утюжат его поверхность. Экстерминатус — окончательная санкция на уничтожение планеты — всегда был единственным предлагаемым ответом Инквизиции на угрозу Борсиды. В этот раз смерть пришла в обличье циклонных торпед, запущенных в трещины, проделанные лазерными батареями. Они должны были запустить цепную реакцию всеуничтожающих взрывов, что будут проходить из одной части планеты в другую, пока она не развалится из-за силы собственного вращения.

Хиалхи видел симуляцию подобного процесса на голомате, но даже в таком незначительном масштабе процесс потрясал. Вживую такое он лицезрел всего однажды. С высокой орбиты мира, который Инквизиция сочла до того погрязшим в порче, что ударным командам Астральных Рыцарей, даже устранив лидеров повстанцев, контролировавших все территории, не удалось бы вернуть жителей на путь праведности. Хиалхи позаботился, чтобы память и об этом событии попала в его ментальный архив вместе со всеми сведениями, которые орден передал ему на безопасное хранение. Сейчас его разум был заполнен подобными обрывочными воспоминаниями, как собственными, так и его боевых братьев.

Хиалхи не требовалось выжить. Лишь бы только невредимой осталась его голова. При условии, что его мозг спасут, все остальное не имело значения. Он утешился этой мыслью, когда волны радиации накрыли спасательную шлюпку и «Темпестус» оторвало от поверхности Борсиды. Его череп защищал шлем силового доспеха, но тело облучилось через отверстия в броне, полученные в битве с элитными воинами Метзоя. Тело библиария покрылось волдырями и прекратило работу. Кровь превратилась в яд. Даже космический десантник не смог бы пережить столько.

Когда остановилось и второе сердце, Хиалхи закрыл глаза и отложил в памяти последнее мгновение.

Для медики-обскурум Каллиам Гельветар, прослужившей в моей свите недолго и все же успевшей завоевать у коллег уважение, я организовал тихие, но достойные проводы. Я не гожусь для церемоний и поэтому никаких речей не произносил. Вместе с другими присутствовавшими я помолился за упокой ее души и молча наблюдал за тем, как гроб с ее телом вылетает из шлюзовой камеры станции.

Что более всего значимо для нас, мы уничтожаем. Хотя друзей у нас и так мало, мы вынуждены быть готовыми к тому, что однажды они умрут прямо на наших глазах, если будут сопровождать нас. В частности, это означает, что нужно быть готовым отдать приказ на завершение аутосеанса, даже если прекрасно понимаешь, что сердце подчиненного не выдержит очередного длительного контакта. Распорядиться уничтожить мир могут многие, но куда меньше людей способны пойти на то, на что в труднейших ситуациях по долгу службы приходится инквизиторам.

Труп старшего библиария Хиалхи подготовлен для транспортировки на Обсидию, где, как единственную реликвию, напоминающую о битве за Убежище и разрушении Борсиды, его будут ждать последние из оставшихся Астральных Рыцарей: почетная гвардия, сформированная из обучаемых и ветеранов, слишком малочисленных, чтобы когда-нибудь можно было восстановить орден. Хиалхи оказался единственным, чье тело нашли; остов же самого «Темпестуса» отбуксируют к миру-кузнице, где пустят на запчасти для ремонта кораблей схожих типов. Так что, когда умрет последний из боевых братьев на Обсидии, Астральные Рыцари прекратят свое существование.

С окончанием похорон медики-обскурум мои обязанности в системе Варв полностью выполнены. В течение часа я отбываю на конклав Серафана, где на основе добытых Гельветар воспоминаний представлю коллегам-инквизиторам доклад об угрозе, которую представляет Иггра’нья, Творец Миров. Среди них есть люди с опытом и ресурсами куда больше моих для преследования и уничтожения звездного бога, если такое вообще возможно. Я не перестаю задаваться вопросом, рискнул бы я вызволить Иггра’нью, как это сделал Амрад. Точно не знаю, какое решение я принял бы, но в одном я убежден — Борсида уничтожена и многие миры спасены. За исключением этого, с уверенностью что-либо утверждать я не берусь.

Прежде чем я отправлюсь в путь к Серафану и опять закрою этот личный журнал, напоследок скажу. Старший библиарий Хиалхи был мудрейшим из Астральных Рыцарей, и, не сомневаюсь, в одном касающемся К’тан вопросе он не ошибался.

Мы найдем Иггра’нью.

Лорд-инквизитор Куилвен Райе

Они собрались на окраинах Великого Ока. Орден Адептус Астартес, Медные Лапы, верные сыны Горгона, созванные своим великим магистром на совет. Они собрались впервые за двадцать лет.

— Где мой орден?

Слова, глубокие и рокочущие, словно далёкий гром, были полны силы. В пустоте позади великого магистра плыли корабли, странно безмятежные среди безумия. Их корпуса были выкрашены в цвета синевы океанов и застывшей крови.

Собравшиеся капитаны решительно смотрели в покрасневшие глаза магистра. Когда-то их было десять, но осталось лишь пять.

Великий магистр закричал вновь, и его веки дёрнулись — судорога свела бородатое лицо.

Эмброс Калгах, третий капитан, выступил из рядов братьев. Его правая рука не двигалась. Из заменявшей её аугметики сыпали искры. Левой он показал назад, на четыреста стоявших наизготовку космодесантников.

— Каул, он перед тобой.

— Ты позвал, и мы пришли, — сказал Макклен Эогх, капитан первой роты. Четыре, лишь четыре капитана повторили его слова словно трагический хор древних греканцев.

Не было ни почтения, ни преклонения, лишь слабый намёк на вымученное уважение. Они потеряли всю малую тягу к помпезности и церемониям за двадцать прошедших после гибели Талуса лет, после того как столь многие умерли в злополучном крестовом походе возмездия. Теперь они собрались, чтобы говорить открыто. Капитаны ждали этого двадцать лет. Они должны были сказать это двадцать лет назад. Теперь же воины знали цену этих слов, знали истинную цену возмездия.

Двадцать лет высокомерия, гордыни и смерти.

Каул Энгентр, великий магистр Медных Лап, опёрся на красную перчатку. Это он сделал выбор, принеся клятву в развалинах крепости-монастыря, среди пепла родного мира. Но теперь воспоминания уже не вызывали такой ярости…

Прошли минуты, прежде чем он заговорил.

— Рассказывайте, — сказал он. В голосе больше не было гнева.

Юлас Имболкх, чья буйная грива посерела, а лицо превратилось в месиво шрамов, выступил навстречу магистру. Седьмой капитан пытался не смотреть в обзорное окно позади Энгентра.

— Эрод увёл Вторую. Он сказал мне, что устал. Он не хотел умирать в этом проклятом месте. Он не хотел умирать, сражаясь в этой проклятой войне, и поэтому бежал и вернулся к тому, что должны были делать мы.