Авторов Коллектив - Адептус Астартес: Омнибус. Том II (ЛП)

Слова, дерзкие и отважные, впивались, словно медные когти. Это было в их природе, в их крови и в их имени. Энгентр промолчал, ведь он мог узнать истину, когда её слышал. Седьмой капитан отступил, отведя от окна свой блуждающий взгляд.

— Что стало с Дуро и Восьмой? — спросил магистр.

— Исчезли вместе с Девятой, — ответил Фирлус Гхад. Простые слова подходили аугментике, встроенной в горло и наполнявшей помехами голос. — Эти глупцы погнались за Детьми в Око следом за Хртелем. С тех пор я их не видел.

Две роты пропали. Тяжёлый удар для любого ордена, нанесённый за три фразы.

Энгентр смотрел на собравшийся орден, на уцелевших воинов. В отделениях, в ротах были пробелы, некогда заполненные людьми, которых он знал и звал братьями. Даже сейчас, наизготовку, они не могли стоять неподвижно. Руки дёргались, лязгали и скрежетали старые механизмы. Их тела терзали случайные нервные сбои, а разумы медленно разъедало Око.

— Плоть слаба, — прошептал Энгентр. — Но её можно сделать сильной, объединив с машиной. Разум… его не исправить.

Великий магистр, герой, противостоявший алчной тьме четыреста лет, вздрогнул, когда его налитые кровью глаза остановились на группе из пятидесяти кастигатов, неподвижно стоявших в тени.

— Так много… — он повернулся к остальным воинам. — Так мало.

После его слов воцарилась тишина.

Её нарушил Эогх и широко развёл руки, сжимая и разжимая покрытый вмятинами силовой кулак.

— Мы умираем, Каул.

Другие капитаны кивнули.

— Крестовый поход погибает, — добавил Калгах.

— Наш орден погибает, — продолжил Гхад.

— Мы не можем отомстить за Талус, — взмолился Эогх, — лишь искупить его потерю.

Храбрый Эогх произнёс слова, ножом пронзившие сердце Энгентра. Великий магистр пошатнулся, словно от удара. Капитаны выступили вперёд, прижимая его к окну, к виду, который пятнал их глаза и отбрасывал на лица тысячи оттенков всех цветов.

— Довольно! — взревел Энгентр, брызгая слюной.

Его глаза окинули собравшихся за капитанами Медных Лап, и что-то щёлкнуло в его голове.

— Мы покидаем Око…

Капитаны кивнули и направились к своим воинам, отдавая резкие приказы.

Внезапно завыли сигналы сближения — резкие, громкие, воющие. Корабль содрогнулся, словно ударенный огромной волной. Загрохотали орудия, открыли огонь массивные батареи.

По вокс-каналам пронёсся визг. Затем проступили смутно знакомые голоса.

Их слова были Готиком, их акцент талусийским. Появились корабли, извергнутые Оком, освещаемые им. Сквозь плоть и жуткие органы на корпусах виднелась красная лапа, вытравленная багровой краской на синем фоне. В когтях она сжимала число. Восемь.

— Ты позвал, лорд Энгентр, и мы пришли, — прошипел знакомый голос, полный мерзости и порчи.

Спасти корабль. Спасти роту.

Слова отдавались в разуме Луверана Ллира вновь и вновь так, словно их говорил внутренний голос. В них была особая, напевная модуляция.

Он был одним из Бронзовых Лап, рождённым среди туманов и легенд Потерянного Талуса, выращенным по славному образу Горгона. Также он был технодесантником, забранным на Трижды Святой Марс и пересозданным согласно логике Омниссии.

Ллир стоял в Крипте, окруженный нежитью. Его вытянутые и жужжащие механодендриты проводили настройку. Он с головой погрузился в работу, забывшись во фразах, кружащихся в разуме. Сделать что-то ещё, задумываться над чем он работал, было бы слишком сложно. Его разум буксовал. Шум привлёк его внимание. Измученный панический вдох. Механический рык. Они пробуждались.

Субъект, над которым он проводил операции, зашевелился. Он прошептал слово отрицания, настойчивое «нет». Ллиру не хотелось даже гадать, чего он отрицал. Технодесантник издал тихие шипящие звуки, успокаивающие речитативы бинарного техноязыка. Плохое предзнаменование. Кастигаты пробудились без запросов. Кастигаты. Одного этого слова было достаточно, чтобы вновь включить его подавляемые ощутительные функции и вызвать реакцию дрожи.

Кастигаты. Слово из Высокого Готика. Бронзовые Лапы редко использовали этот язык, предпочитая собственные талусские диалекты и языковые формы. Но здесь оно подходило. Оно проводило черту между ними и сломленными, наказанными. Обесчеловечивало машины, не давало Лапам провести связь между космодесантниками, которыми когда-то были кастигаты, и изуродованными чудовищами, которыми они стали.

Кастигаты шептали — обрывки слов, мгновения боевых кличей и рычание, похожее на соскальзывающие шестерёнки. Это казалось песней. Словно они пели мантру.

— Спасти корабль. Спасти роту.

Сервитор отправил запрос из-за его внезапного недостатка внимания. Ллир посмотрел на свои руки, на металл и на плоть, и осознал, что они прекратили функционировать. Он не мог вспомнить, ни что он делал, ни где он был. Всё казалось незнакомым, новым, другим и вырванным из контекста. Его внутренний хроножурнал уведомил его, что он потерял пять минут. Он простоял, остолбенев, почти не двигаясь, ещё пять минут. Зал вокруг содрогнулся, искры полетели из тлевших в жаровнях углей.

Крипта. Вот где он находился. На борту корабля восьмой роты «Холодные тропы».

Внезапно корпус застонал так, словно разрываемое дерево, словно сотрясаемый бурями древний корабль. Снаружи зала донеслись звуки боя. Ллир вздрогнул. На мгновение, лишь на мгновение, он вспомнил название. Хртель. Разбитая планета, парящая в проклятых потоках Великого Ока. Фигуры в чёрном и тускло-синем. Дети Императора. Третьи. Звуки, которые никто никогда не должен был слышать. Безумие, пожирающее небо. И теперь они бросились за врагами, преследуя их в глубинах этого губительного региона космоса.

Когда-то эти воспоминания вызвали бы ужас и отвращение. Теперь же они были свободными от эмоций, незакрепленными и лишенными истинного значения. Сервитор протрещал ему последовательность нулей и единиц — смазанную, раздробленную информацию. Одно из его век, серых и морщинистых, опускалось всё ниже. Вокруг сочленений плясали странноцветные искры.

— Интересно, — прошептал Ллир. Его оптика не могла опознать цвета и отказывала. Отвернуться было сложно. — Спасти корабль, — сказал он сервитору. — Спасти роту.

Мусорный код вспыхнул в его системе и вгрызся в ставшую его сутью аугментику. Он содрогнулся. Зубы хрустнули, заскрежетали. Конечности задрожали. Его сотрясал припадок. Ллир слышал, как он перестраивает его внутренние процессы. Слышал… пение.

Пение продолжалось, не обращая внимания на его попытки отследить его, интерпретировать мусорный код. Разделяй. Разрушай. Собирай. Руки дрожали. Агументика искрила. Ллир начал кричать, но остановился. Он отрубил нейронные связи от систем, чувствовавших боль. Перед глазами пошли помехи, когда его тело подчинилось.