Рем Манулов - Шёпот Зуверфов (СИ)

— Всё просто! — начал Хари. — И тут не надо быть гением. У нас скопилась хренова куча долгов. И не кому-нибудь, а Детре. Которая даже разговаривать не станет, просто сметёт нас к ебени матери и поминай, как звали! Нужно возвращать или отсрочить. И ко всему прочему у нас нет ресурсов. Ни денег, ни энергии. Критический анус, коллеги! Великая Илейя в полной фрустрации!

— Короче, Кин! — рявкнул Флавио Зифт, Лидер северного Олос-Марка.

— Куда короче-то? — снова изобразил муки на лице Кин. — Нет апатиниума, нет денег, нет Лидера! Но есть палка-выручалка, которая снимет все проблемы. Это война, господа. Это такой таинственный, но при этом весьма популярный «Артикул 17», развязывающий руки всему нашему военно-промышленному комплексу. И мы снова ввяжемся в кровопролитный конфликт с сономитами. Тогда придётся кланяться в ножки заморским братьям и просить об очередном отлагательстве, как будто в первый раз! К тому же военные действия залатают множество проблемных дыр. Например, финансирование. Та пиньята, напичканная неиспользуемыми ресурсами, разобьётся, и статы потекут рекой. «Артикул 17» удобная штука, коллеги. Хочешь — трать на армию, хочешь — набивай карманы! Всё равно свободных, неконтролируемых статов будет завались!

Все насупились. Кто-то поднялся и демонстративно вышел, не желая участвовать в разыгравшемся фарсе.

— Остались все, кто в доле? — язвительно ухмыльнулся Хари Кин. — Нужен повод. Он у вас есть, многоуважаемый председатель? Или ваш босс его пока ещё не выдумал?

— О чём вы, Кин? — искренне удивился Соломон.

— Будь, по-вашему! Оставим эти светские сплетни вечерним телешоу. Напомню, тут нет дураков, — белобрысый Кин обернулся к собранию, будто представлял следующего артиста, который вот-вот появится на сцене.

— Вы полагаете, нам обязательна причина? — поинтересовался Борн Блай, седой и полный мужчина — стратег, заслуживший свой чин во время гражданских столкновений.

— А вы просто так хотите ворваться в дома сономитов? Начать пальбу, истребление, геноцид? А потом, забавы ради, скинуть пару разрушительных бомб в самое сердце их столицы? И сказать потом, когда их ополчение и партизаны снова начнут заводить нас в тягомотную трясину, что всё это была злая шутка? Ха-ха! Мы просто уйдём, и не следуйте за нами! Вроде того?

— Не паясничайте, Кин! — призвал Соломон коллегу. — Не вижу смысла продолжать совещание. Посему решаю покончить на том, с чего завтра же начнём. Проголосуйте, кто поддерживает моё предложение?

Взметнулись руки всех членов Конфорнума кроме руки Кина и Арзора. И Конфорнум разошёлся.

Хари Кин был хитрецом и весьма сообразительным парнем, который без особенного труда уговорил горожан своего родного Маникура голосовать именно за него, несмотря на достойных, уважаемых и опытных соперников. Его удаль поддержали, и Кин занялся управлением. С разным успехом он проводил простые реформы, внедрял идеи свободы и популяризировал право выбора. Выступал против любой религии, говорил о вредности технологии «Чистого разума» и всячески упрекал Самюэля Фрая за его нерешительность во внешней политике. Однако поддерживал Лидера Илейцев Кин во всём, что касалось внутренних дел. Закручивать гайки на местах он считал неверным путём движения прогрессивного общества. Кончину Фрая воспринял с горечью, но никому об этом не сказал, и говорить не собирался. Был у Кина, помимо обильного количества женщин, ещё один немаловажный недостаток, мешавший ему сделать блестящую карьеру политика — он совсем не умел играть в классические шахматы. Или, говоря иначе, не мог просчитать ходы наперёд.

Собрание Конфорнума прошло как по маслу. Именно так Кин и планировал выступить, заявив о себе как о важной фигуре на будущем игровом поле. Ему предстоял приятный вечер в компании дамы, выход на театральную постановку, но перед этим Хари Кин решил подкрепиться. Изменять себе он не стал, потому в очередной раз выбор пал на ресторан элитного района Трезубца «Монруж». Подавали запечённую рабу в сливочном соусе, егренский картофель, вымоченный по стародавнему рецепту исиудских монахов. На десерт Кин предпочёл творожный пирог и чашку крепко чёрного чая с лимоном. В финале трапезы, когда последний кусок десерта отправился в рот, за стол подсели. Идеальный череп кивнул в знак приветствия, глаза блеснули, на губах застыла вызывающая надменная ухмылка, которая как бы говорила «не подавись, засранец».

— Лидер Ван Дарвик, — растерянно откашлялся Кин. Он привстал, протянул руку, но ответа не последовало.

— Сиди, — коротко резанул Оло. — Я наслышан о твоей клоунаде во время заседания, Кин. Чем вызван столь бурный поток словесного дерьма?

— Ах, твоя псина Соломон уже доложила тебе?! — растянул рот в язвительной улыбке Кин. — Значит, я всё правильно понял.

Оло Ван Дарвик нахмурился. Вместе с этим на его гладко выбритом лице проступили морщины, на скулах заходили желваки. Взгляд приобрёл почти физическую тяжесть, которая давила на расстоянии. Над идеальным черепом будто зависла ручная туча, которая скрывала его в тени и подчёркивала важность каждого произнесённого слова.

— Внимай молча, Кин. Не секрет, почему ты настолько самоуверен. Однако ты весьма талантлив. И посему призываю тебя, как расчётливого и умного Лидера, — образумься. Присоединись к моей команде. В противном случае я просто избавлюсь от тебя и разыграю твоими костями партию, которая станет началом большой игры. Теперь ты можешь, не разевая свою мерзкую пасть, отдаться крепким размышлениям. Ответа жду очень скоро. На сегодняшней премьере, после второго антракта.

Оло стремительно встал и покинул «Монруж», оставив Кина в растерянной задумчивости. Спустя минуту Лидер Маникура допил свой чай и сделал звонок.

— Арзор, салют! Это Хари. Теперь я уверен в том, кто мутит воду в нашем аквариуме. Соломон и его кукловод. Этот паршивец только что подсел ко мне и принялся угрожать! Что? Не важно, что спрашивал. Главное мы знаем, откуда смердит. Позвони Шербешеру и остальным, все должны знать и быть наготове.

Кин отключился, уложил картридж во внутренний карман пиджака и сладостно улыбнулся своим мыслям.

Хари Кин аплодировал и широко улыбался. Он недолюбливал кино, но обожал театр. Пьеса «Фармон», разыгранная так изящно, так тонко, как только могла быть отображена на сцене, безмерно радовала его, принося неподдельное эстетическое наслаждение. Его дама, высокая блондинка с восхитительной причёской на манер птичьего гнезда, так же растягивала губы своей превосходной натренированной улыбкой и выказывала всяческое участие даже в тех местах пьесы, которые прочла вскользь за день до премьеры. «Театр О?Шара» являл собой шедевр аскетического футуризма. Белоснежные ложи, выполненные в виде стрел, устремлявшихся в никуда. Балконы, словно космические шлюпки, а сцена, овальная, немного скошенная справа, как символ площадки, на которой творится история. И море искусственных огней: белых, синих, красных и зеленовато-сиреневых. Они струятся и пульсируют откуда-то сверху и с боков. Но каждый огонёк на своём месте, и каждый знает, когда ему появиться.