Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

-- Ты, Санечка, меня слухай, -- жаловалась Марфа. -- Этот радикулит недоделанный, -- вжик, смахнула полотенцем пыль с лысины Свирида, -- почитай каждый вечер первым на печь залезает и у стеночки пристраивается, а чуть солнышко заалеет, меня спихивает.

Дед Свирид приложился к кружке, утер усы и спокойно ответил:

-- И что с того? Ты, Александер, ей не верь. Ктой-то же должен по хозяйству шевелиться, вот и пихну раз-другой, но ласково, чтоб значит, глазки открыла, проснулась...

-- Ласково говоришь! Мерин объезженный! Опосля той ласки почитай до обеда косточки по полу в кучу собираю. Вот нынче залягу у стенки, а утром поглядим, как ты песок с половиц сметать будешь.

Дед от обиды поперхнулся. Сюда бы психолога хорошего, в миг бы порядок навел. Такие конфликты разводом пахнут. Но боюсь поздно, больно выразительно Марфа на бороду мужнину посматривает, того и гляди вцепиться. Что за жизнь, какой мир не возьми, везде нашему брату мужику достаётся. Как бы невзначай, я занял позицию между мужем и женой. Кровопролития мне здесь не хватало.

-- Санька, спасай! -- еле слышно выдохнул дед Свирид. Чуял -- еще немного и понесутся клочки по горнице.

-- Граждане, давайте обойдемся малой кровью...

-- Это как? -- не поняла бабка. -- Усы выщипать, а бороду не трогать?

-- И брови с ресницами тоже, -- кивнул я. -- Ничего не трогать, пусть растет, где посажено. Будем тянуть жребий.

-- Дай я его лучше за волосья потягаю, -- попросила Марфа.

-- Сказано жребий, значит жребий! -- хрипел супруг. -- Мечи Александер!

К великой радости старуха согласилась. Условия определили простые -- кому достается короткая лучина, тот с краю почивает, длинная -- барствует у стены. Роль третейского судьи выпала мне. Каюсь, возобладала мужская солидарность и, не особенно терзаясь муками совести, я обломал обе щепы, ведь первой тянула бабка.

-- Ну вот, -- облегченно вздохнул Свирид. -- Правда, завсегда справдится. Наливай Санька!

-- Больно-то не радуйся, через недельку сызнова попробуем. -- Проворчала старуха, подставляя стакан.

Через пол часа я еле стоял на ногах, пустая бутыль валялась под столом, а счастливые супруги, обнявшись, горланили песню.

Прощание затянулось, минут пять мы в пояс кланялись друг другу. Я был приглашен: завтра на блины, послезавтра в баньку, послепослезавтра на медовуху, а потом и вовсе поступило предложение -- остаться насовсем.

Уже за оградой я с трудом вспомнил, зачем собственно приходил. Лёнька так и не объявился. Осталось одно место, куда мог напроситься на ночлег племянник Старобока. На ватных ногах я побрел к окраине.

Стоявший на отшибе дом тетки Радаихи светился всеми окнами. Видать проблем с керосином не было. Дворовые постройки и крепкий забор говорили о достатке. Хорошо живет Радаиха: крашенные в синь ставенки, новая черепица на крыше. Если уж бедность не порок, то про богатство и говорить нечего. Удручало одно -- у богатых, как водится, свои причуды. Ну, в конце концов, я ж не раскулачивать их шел, так заглянуть по-соседски на огонек, справиться о господине графе и только.

-- В шею гони! И здесь покоя нет! -- Донеслось, едва я переступил порог.

-- Слыхал? -- насупилась Радаиха. -- Или еще раз повторить?!

-- Это кто там такой вежливый? -- Вопросом на вопрос ответил я.

-- Сынок гостить изволит, ты ступай своей дорогой мил человек, чего за зря пол топтать, Ануфрий в гневе страшен.

Скажу честно, если б во мне было на пару литров браги меньше, я возможно так бы и сделал. Но не весь алкоголь в мочевой пузырь поместился, часть в голову попала. В таком состоянии можно и на танк с вилкой, если не подорву, хоть броню покарябаю, а тут Ануфрий какой-то! Сдерживая ярость и рвотные позывы, я поинтересовался:

-- Граф у вас?

-- Ну что за народ! -- Выкатился из соседней комнаты колобок.

Увидев Ануфрия, я чуть не протрезвел. Лысая голова насаженна на огромный живот, с обратной стороны -- короткие кривые ноги.

-- Отдыхаю я нынче, -- раздраженно сообщил колобок, потрясая тройным подбородком. -- А потому никаких дел государственных. Вот через недельку, пожалуйста, милости прошу в Сиженьград, в таможенный приказ. -- Ануфрий звонко зевнул, хлопнул тощими ресницами и, оглядев меня с ног до головы, небрежно продолжил: -- Личность твоя мне насквозь знакома. И скажу прямо -- личность эта мне не нравится, больно хитрую рожу она имеет. Никак управляющий купца Бякина. Угадал?

-- Да как сказать...

-- А ни как, помалкивай лучше. Я таких людишек насквозь вижу. Взятку принес?

-- Какую? -- искренне удивился я.

-- Известно какую, десять рублей. Что ж думаете, пять телег с чаем импортным меньше стоят? Вот возьму и такую пошлину накручу, без портков останетесь. Так что гони денежки и передай хозяину -- пусть дюжину пачек чая мамане завезет, иначе весь груз на границе арестую.

-- А чего ж только дюжину? -- вмешалась Радаиха. -- Поболе можно, не обедняют.

-- И то верно...

Договорить я не дал. Отбросив в сторону приличия, шагнул вперед, оставляя на коврах грязную цепочку следов сорок третьего размера. Под руку подвернулся табурет. В ногах, когда ими командует хмельная голова, правды нет, пришлось присесть. Я был зол и немногословен:

-- Ты что ж, крыса канцелярская, мзду с коммерсантов вымогаешь. Коррупционер!

-- Но-но, -- завизжал Ануфрий. -- Попрошу не выражаться, ишь наглец, ковры помял, они персидские, конфискованы из последнего каравана Али Чебурек Бека.

-- Так и запишем, -- кивнул я, -- хороший букет набирается гражданин Ануфрий. Взятки, вымогательство, злоупотребление служебным положением, лет пять строгого режима гарантированно. Кстати забыл представиться -- следователь прокуратуры по особо важным делам. Начинаем производственную гимнастику -- ноги на ширине плеч, руки за голову, лицом к стене. Мамаша, пакуйте сыну вещички, дыба ждет.

-- Ой, сынок, -- завыла Радаиха, -- я ведь предупреждала! Новый камзол не одевай, все одно стрельцы сымут.

Ануфрий менялся на глазах. Из трех подбородков уцелело два, да и те заметно уменьшились.

-- А мож...

-- Нет. -- Отрезал я.

-- Тоды...

-- Не пойдет.

-- А если...

-- Вот это попробуй.

Таможенник перевел дух и кинулся за печку. Миг спустя материализовался около табурета с пачкой мятых купюр. В таких случаях принято возмущаться, что я и сделал:

-- Взятка должностному лицу при исполнении служебных обязанностей! Семнадцатая страница, пятый параграф снизу, четвертый абзац сверху, седьмая строка. Наказывается лишением свободы с конфискацией имущества, либо штрафом в размере двадцати рублей.

-- Ох, -- горестно вздохнул Ануфрий и отслюнявил еще два червонца. -- Не побрезгуйте, господин следователь.

На этом я несколько успокоился, сбавил пыл и попросил водицы. Во рту после браги сухо и печально.