Валерий Волков - Блатные из тридевятого царства (СИ)

Чем сильнее сжимал я голову, тем громче орали ангелы -- звали к себе. Через минуту я усомнился в их божественной сущности, уж больно интонации знакомые, да и лексика далеко не ангельская, очень даже далеко...

-- Эй, вы где? -- крикнул я.

-- Туточки, Пахан, на березке, -- отозвался Евсей.

И правда, совсем рядом, повернись и лбом упрешься, растет береза. Верхние ветви облеплены корешами, как пальма бананами.

-- Спускайтесь, -- приказал я.

-- А может лучше ты к нам? А то не ровен час, бобик вернется...

-- Он блатными брезгует, ему господ с принцами подавай.

-- Эх, жалко Лёньки с нами нет...

Ступив на грешную землю кореша потупили глазки. Неловкую тишину нарушил Кондрат Силыч:

-- Пахан, ты уж прости, не по-людски вышло. Когда эта зверюга выскочила, мы грешным делом подумали, что тебя, как самого вкусного, он на десерт оставил, а для разогрева нас сожрать хочет. Как на березе оказались -- до сих пор понять не можем.

Я усмехнулся и без всяких обид искренне ответил:

-- Если б пес на вас не отвлекся, я бы помер от разрыва сердца, меня и кусать бы не пришлось.

-- Ну, слава Богу, коли так, -- сказал Кондрат Силыч и трижды перекрестил лоб. Отшептав нехитрую молитву, он с ухмылкой добавил:

-- Сдается мне, Пахан, мы до места добрались. На той березоньки, что нас приютила, весь ствол на вершине покарябан.

-- Да то после вас.

-- После нас на ней коры не осталось, глянь -- одни борозды от ногтей. Ванька с Васькой так буксовали, что у новых сапог подошва протерлась. Кто-то на березе раньше побывал и неоднократно, точно говорю.

Я не успел ничего ответить, рядом ойкнул Антоха.

-- Я сейчас, -- выдохнул пастух, держась за живот. -- До кустиков сбегаю, приспичило чевой-то...

-- Мы с тобой! -- Гаркнули братья Лабудько.

-- И я, пожалуй, с ними прогуляюсь, мне быстро, по-маленькому, -- доложил Федор.

Кондрат Силыч потер подбородок и задумчиво произнес:

-- Приспичило, приспичило... А ведь тот хрыч, что наши сапоги мерил, предупреждал, как приспичит -- значит пришли. Я тоже до ветру сбегаю, душу облегчу и будем хозяина лодки искать.

У березы остались Азам и я, остальных деревья уже не устраивали, всем резко понадобились кустики. А у нас с ханом -- толи организмы крепче, толи биохимические процессы медленней протекают. Одним словом -- не приспичило. На улицу выглянула наша спасительница, на веснушчатом лице лукавая улыбка.

-- Хозяюшка, -- обратился я к ней, -- а не здесь ли обитает владелец пароходов, газет и заводов?

-- Чего? -- опешила женщина.

-- Лодка, говорю, не ваша на реке болтается?

-- Мужнина. -- Кивнула она.

-- И где сыскать вашего благоверного?

-- А чего его искать, в сарае он, новую лодку смолить заканчивает.

-- Вы б позвали, разговор есть.

-- Так проходите.

-- Нет уж! -- Твердо ответил я. -- Лучше он пусть выйдет.

Хозяйка пожала плечами и молча удалилась, а я насел на Азама:

-- Хан, дружище, сейчас твой единорожец придет, ты уж покалякай с ним на родном языке, глядишь, сговорчивее будет. Как никак земляк, хоть и обрусевший, услышит речь родных степей -- вмиг растает. Точно тебе говорю.

Азам понял с полуслова. Ханская грудь вздыбилась, тонкие губы на плоском лице сжались в суровую улыбку. Чингисхан на пике славы скромней выглядел.

Заскрипели ворота, на улицу вывалился тощий тип с раскосыми глазами и носом-кнопкой на широком скуластом лице. Азам важно шагнул вперед, стукнул ободранным кулаком себя в грудь и заговорил. Корявая степная речь лилась из ханской глотки как ржавая вода из лопнувшего водопровода. Сплошное бульканье, мычанье и стоны. Владелец лодок ошарашено заморгал, затем собрался с силами и ответил замысловатой фразой из сплошных согласных. От резких гортанных криков у меня заломило в ушах. Короткие, топором рубленые слова с непривычки раздражали слух. И так продолжалось почти пол часа. Уже собрались все кореша, а земляки все еще сотрясали воздух и никак не могли наговориться. Первым не выдержал обрусевший Михей. Пожал плечами и на чистом русском спросил:

-- Мужики, чего эта морда степная говорит? Ни хрена понять не могу.

-- Ага, Хан Па, -- развел руками Азам. -- Я тоже понимать плохо, даже совсем не понимать, чего эта чурка бормочет.

-- Так, -- подвел я неутешительный итог, -- высокие договаривающиеся стороны к консенсусу не пришли. Вы что же братцы, кумыса в детстве перепили? В одной степи же росли.

-- Степь она большая, -- заметил Михей. -- Я с предгорий, а он степняк, у них такой говор, что язык сломаешь, пока вспомнишь, как маму звали.

Здесь бы я поспорил, по мне, что так, что эдак, слово скажешь -- губы в узел завяжутся. Но я благоразумно промолчал. Михей чисто по-русски взлохматил пятерней копну жестких черных волос и поинтересовался:

-- Чего хотели-то?

-- У тебя лодка, говорят, есть, а нам бы на тот берег переправиться, за ценой не постоим. -- Взял я инициативу в свои руки.

-- Не вопрос, -- кивнул Михей. -- Только у нас не принято извозом заниматься. Лодок сколь угодно, покупайте и катайтесь на здоровье.

-- И сколько?

-- Да бесплатно. На кой мне деньги, чего с ними тут делать? У меня вон телега без колес стоит, несете колеса и забирайте лодку.

-- Да где ж мы их возьмем?! -- Возмутился Евсей.

-- А я скажу, -- ответил Михей. -- Вертайтесь назад, как церкву пройдете -- направо, третий дом с конца по левой стороне. Спросите плотника. Он еще в прошлом годе телегу пропил, а колеса остались.

Делать нечего, понурив головы, поперлись назад. Когда добрели до церкви, солнце перевалило за полдень. Давешних старушек уже не было, зато из придорожных кустов высунулись две наглые рожи, а следом, ломая ветки, вылез молодой парнище, косая сажень в плечах, в голубах глазах бултыхается по литру браги. Растопырив руки, он бесцеремонно загородил дорогу, плюнул сквозь выбитый зуб и поинтересовался:

-- Кто такие? Почему не знаю? Чего ходим, траву топчем?

Пока я соображал, как быть, Фраер уже распорядился:

-- Васька, объясни хлопцу!

Старший Лабудько без раздумий заехал Ильи Муромцу местного разлива в челюсть. Парень улетел в кусты, следом юркнули собутыльники. Мы еще с минуту потоптались на месте, готовые отразить новую атаку. Но в кустах пошуршали-пошуршали и успокоились. Наружу никто не вылез, только стаканы звякнули. Дальнейший путь проделали без приключений.

Плотник, мужик уже в возрасте, выслушав нашу историю, пожал плечами:

-- Колеса имеются, в сараюшке лежат. Да как вы их возьмете? Денег мне даром не надо. Я б их на тулупчик поменял, только хороший, на заячьей подкладке. Могу подсказать, где взять.

-- Спасибо, знаем -- еле сдерживаясь, ответил я.

Над нами издевались. Самым форменным образом. А как это по-другому назвать? От бешенства я готов был кого-нибудь придушить. У корешей кулаки сжаты, лица кислые, как переквашенная капуста, в глазах тупая ярость, так и зыркают по сторонам, выискивая на ком бы злость выместить. От бестолковой беготни ноги в не разношенных сапогах гудели куда сильней, чем утром голова с похмелья, а до тулупчика не меньше километра.