Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)

Посреди старого лагеря в землю был воткнут шест, на котором торчала, сильно разложившаяся, человеческая голова.

— Послание для нас, — сказал старшина.

Лесорубы разглядывали страшную находку с удивительным хладнокровием.

— Его никто не узнает? — спросил старшина у остальных.

— Передних зубов нет. Может это Роп? — предположил один из лесорубов.

— Похож, — сказал старшина и отошел от шеста.

— Снять и похоронить, — приказал я.

Я постарался расположить своих людей так, чтобы оказаться между лесом и рабочими. Лесорубы не обращали на нас никакого внимания. Все было сказано еще в основном лагере и теперь они хотели сделать свою работу, как можно быстрее, чтобы вернуться живыми и невредимыми под защиту толстых стен. В лесу застучали топоры, завизжали пилы.

Мы с Зутом расположились за стволом упавшей елки. Обзор был хороший, а с боку нас прикрывали, вывороченные ураганом, могучие корни.

Ужасно хотелось курить, поэтому я засунул в рот сигару и, не зажигая, сжал зубами.

— Как Вы думаете, господин супер-лейтенант, когда они нападут? — спросил Зут.

Было видно, что лейтенанту не по себе. Он заметно нервничал.

— Может быть ночью, когда стемнеет, может быть сейчас.

В отчетах говорилось о дневных нападениях, почему-то дикари любили атаковать при свете. Возможно это было, как-то связанно с их верованиями или традициями. Они нападали, убивали и растворялись в лесах. Аборигены никогда не преследовали и не добивали убегающих. Создавалось ощущение, что их задачей было вселить в рабочих ужас и навсегда отвадить от леса. На их месте я бы напал ночью, перебил всех и спалил лагерь.

Днем ничего не произошло, ночью тоже. Мой отряд не смыкал глаз до самого рассвета. Во время войны бывало всякое, но сейчас я понял, что совершенно отвык от подобных засад. В глаза словно песок насыпали, болела голова. Утром я успел немного подремать, пока лесорубы выходили на работу. Наш шалаш стоял с самого края. Старые ветки заменили на свежие. Внутри приятно пахло листвой и хвоей. Ночью я успел основательно продрогнуть, но утром потеплело, и я сам не заметил, как заснул. Я задремал совсем не на долго, но потом полдня корил себя за проявленную слабость.

Возвращаться на ту же точку мы с Зутом не стали и расположились в неглубокой впадине, похожей по форме на воронку. Лейтенант держался молодцом. Он конечно волновался, но был внимателен и осторожен. Многие в такой ситуации не смогли бы усидеть на месте, говорили бы без конца или дергались от каждого шороха, но Зут был деловит и сосредоточен.

Второй день тоже прошел спокойно. Моим десантникам стало казаться, что в этот раз нападения не будет. Они ничего не говорили, но я видел по глазам, что напряжение, сковывающее людей, уходило. Рядовые стали разговорчивее, набранные из разных частей, они первое время сторонились друг друга. Теперь, сидя у костра, они делились табаком, вспоминали дом и родных. Сегодня я разрешил людям поспать. Утомленные долгим дежурством, мы с Зутом заснули очень быстро. Ночевки на сырой земле не прошли для меня даром, опять разболелась раненая нога.

Утром лесорубы долго готовили завтрак, шумно ели. Мой отряд, следуя приказу, быстро уничтожил сухой паек и вышел на охрану лагеря. Сегодня я отправил Зута на левый фланг, а сам расположился на небольшой возвышенности, среди камней. На душе было неспокойно. Отсюда, с пригорка, было хорошо видно лагерь, собирающихся лесорубов и подступающий к шалашам лес.

Как только я опустился на траву, одежда сразу промокла от росы. Для похода я выбрал крепкие штаны из грубой ткани, такую же рубашку и куртку. Замаскироваться под лесорубов было не сложно, они выглядели, как настоящие оборванцы. Вещи выбрали самые дешевые и сильно заношенные, ночью они грели плохо. Оружие на складе я брать не стал, мне вполне хватало двух револьверов, которые выдал Ваг, но, на всякий случай, я захватил с собой ручную бомбу. Вообще гранаты я не жаловал, но в лесу она могла пригодиться. Лесорубы принялись за работу, опять застучали топоры. Около полудня из лагеря прибыли четыре подводы.

Солнце нестерпимо пекло, и я часто прикладывался к фляге. Никакого движения в лесу не наблюдалось. Со своей позиции я не видел Зута и остальных, зато мог следить за стоянкой и работающими лесорубами. Люди торопились закончить работу, никому не хотелось задерживаться в зарослях. Я достал вардовский револьвер и положил на камень, прямо перед собой. Время тянулось бесконечно, раненая нога затекла и ужасно ныла. Чтобы немного отвлечься, я стал думать о детях, о том, что надо будет их навестить, когда вернусь в метрополию. Возможно я даже заеду повидаться с Эн. Чтобы не встречаться с ее мужем, надо будет передать записку через посыльного и пригласить ее в какой-нибудь в ресторан.

Лесорубы прекратили работу, некоторые присели на поваленные деревья, двоих отправили за лошадьми. Пора было грузить заготовленный лес и возвращаться домой. Похоже мой план не сработал. Интересно сколько раз нам придется, вот так же, выходить с рабочими на несколько дней и бессмысленно сидеть в засаде?

Что-то свистнуло в воздухе и один лесоруб, отправленный за лошадьми, упал на землю. Он даже не вскрикнул. Если бы я не смотрел ему вслед, то мог бы вообще не заметить нападения. Второй успел оглянуться и тоже повалился в траву. От неожиданности я даже не сразу понял, что происходит, зато старшина лесорубов оказался проворнее меня. Он тоже следил за ездовыми и заорал, как резанный. В следующее мгновение рабочих, как ветром сдуло. Они побросали оружие и инструмент, и бросились прочь из леса. Я откатился в сторону, уходя с линии огня и замер, стараясь разглядеть в кустах нападавших. Людей я так и не увидел, но по дрогнувшим веткам сумел определить, где прячется засада. Дикари затаились в густом подлеске. Убегавших лесорубов никто не преследовал. Невозможно было понять сколько в кустах прячется стрелков, но мне это было и не нужно. Я выдернул чеку и метнул гранату. Ручные бомбы я бросал не очень хорошо, но расстояние было небольшое. Осколки посекли молодые ветки и деревья, от взрыва разлетелись в разные стороны щепки и сухие листья. Кто-то в лесу страшно закричал и сразу все изменилось. Все годы, пока дикари нападали на отряды рабочих, никто и никогда не пытался бороться с ними при помощи ручных гранат. Они привыкли к сухим щелчкам револьверов, к хлестким выстрелам винтовок, знали дальность полета пули и отлично умели маскироваться, но против ослепительной вспышки, сопровождающейся оглушительным грохотом и летящими в разные стороны осколками, оказались совершенно беззащитны. Взрыв разметал засаду под холмом, а остальные дикари в ужасе бросились врассыпную. Передо мной замелькали неясные тени и я, почти не целясь, выстрелил несколько раз. Затаившиеся десантники поддержали меня огнем, захлопали двустволки.