Олег Будилов - Далекие острова. Трилогия (СИ)

Предложение, которое я сделал артиллеристу, действительно было не совсем обычным. Интендант несет персональную ответственность за имущество подразделения, и попасть под трибунал за его порчу или пропажу никому не хочется. Но выбора у меня не было.

— Всю ответственность я беру на себя, — сказал я.

С одной стороны, это была правда, я действительно готов был отвечать перед трибуналом за все, что здесь произошло и еще произойдет, но в адмиралтействе свои представления о чести и долге, если уж наказывают, то сразу всех — «крупную рыбу ловят и мальку не уйти».

Гату стало совсем плохо и мы отправили его спать, а сами засиделись в кают-компании.

В бутылке еще оставалось немного коньяка, и я наполнил рюмки.

— Поразительно, — доктор грыз кусок сахара, — получается, что наши офицеры все знали и просто ждали, чем дело закончится. Не понимаю. Они общались с Вами каждый день и ничего не сказали о заговоре.

— Они о нем не знали, — ответил я и поднял рюмку. Серебро уже начинало темнеть, теперь, когда Люм ушел, некому будет мыть посуду и чистить столовые приборы. Нужно назначить денщиком, кого-нибудь из егерей.

— Не понял?

— Я думаю, что Аси и правда поговорил с каждым. Он рассказывал о том, как хорошо живется тем, кто пошел с адмиралом, — я выпил и захрустел галетой, — его основной задачей было, как бы это сказать, смущать умы, и когда придет время, организовать встречу Толя с теми, кто окажется сговорчивее.

Доктор тоже выпил, но закусывать не стал, он внимательно меня слушал.

— Да и вообще, не было никакого заговора. Были три мерзавца, которые продались с потрохами. Они опоили меня и помогли адмиралу подчинить себе морину.

— Но как? — доктор был очень сердит, он резким движением взъерошил свои короткие волосы, — как это возможно? Ведь Бад был Вашим другом.

— Да-а, — протянул я. Ответить было нечего, — видимо с ним говорили больше чем с остальными. В конце концов каждый имеет свою цену.

Армейские сигары кончились и я смял пустую мягкую пачку. Пепельница снова была полна окурков.

— У меня одеяла нет, — сказал я, разливая остатки коньяка — придется позаимствовать одно у Вас в лазарете.

— Пожалуйста. Не жалко.

Доктор поднялся.

— Пойду принесу вина. У меня еще осталась одна бутылка.

Пока Сол ходил за выпивкой, я открыл привезенную из столицы коробку с сигарами. За время моего отсутствия кто-то изрядно ими попользовался, но половина была на месте. Не так уж плохо. Я достал одну и с удовольствием закурил. Незачем экономить, когда не знаешь, что будет завтра. Доктор вернулся и поставил на стол бутылку портвейна.

— Остатки былой роскоши.

Мы опять выпили и Сол сказал, — Вам должно быть очень обидно.

Я кивнул.

— Обидно. Я вообще не понимаю, зачем нужны были такие сложности. Если бы адмирал приехал в форт, я бы выполнил любой его приказ. Я бы сам привел к нему морину с полной боевой выкладкой. Зачем понадобилось меня травить и строить все эти козни?

Сол встал, прошелся по комнате, зачем-то открыл дверь в бывшую спальню, понюхал воздух и опять закрыл дверь.

— Дезинфекцией уже не пахнет.

Он вернулся к столу. Вечерело, в кают-компании стало темно и я зажег свечи.

— Иногда, когда человек теряет веру, с ним начинают происходить странные вещи, — задумчиво сказал доктор, — он теряет способность отличать добро от зла. Адмирал на острове почти четыре года. Он уже, как бы это сказать, не совсем цивилизованный человек. Все последнее время, он боролся за власть, убивал и интриговал. Ему оказалось проще запугать или подкупить, чем объяснить и договориться. Я думаю, что Толь сошел с ума, — серьезно сказал Сол.

Брать одеяло в лазарете я не стал. Мы с доктором здорово напились и, когда я пошел его провожать, то просто заснул на одной из коек. Сол разбудил меня в семь часов.

— Вставайте Бур, — доктор тряс меня за плечо, — нужно играть подъем, а я не знаю, как.

Я открыл глаза и сел на кровати. Первая ночь после возвращения в форт прошла ужасно, я все время просыпался, и нормально заснул только под утро.

— Что такое? — спросил я, не понимая на каком свете нахожусь.

— Подъем, — сказал Сол.

Морина увезла с собой все, даже офицерские свистки. Трубач, разумеется, тоже ушел со взводом, так что давать сигнал побудки было некому и нечем. Я встал, оделся и вышел. На дворе было пусто, продрогшие часовые прятались под навесами. Утро выдалось серое и дождливое. С океана наползали тяжелые тучи, накрапывал мелкий холодный дождик. Я одернул портупею, поправил фуражку и распахнул дверь в казарму егерей. Здесь было жарко натоплено, дневальный дремал на табурете возле печки, при моем появлении он не проснулся, только пожевал во сне губами. При входе стояло жестяное ведро и лежала кочерга. Я немного постоял, разглядывая спящих, потом взял кочергу и несколько раз ударил по ведру.

— Подъем!

Заспанные егеря вскакивали с кровати, кто-то упал.

— Подъем! Подъем! Построение через пять минут!

Перепуганные люди хватали одежду, совали ноги в галифе, натягивали гимнастерки, не попадая в рукава.

Я подумал, что с них достаточно и вышел на плац. Флаг морины и судовой журнал Бад унес с собой, но в штабе оставался маленький флаг Содружества Свободных Островов, который мы с доктором вчера сняли со стены и укрепили на флагштоке.

Пока я будил егерей, доктор пошел за Гатом. Артиллерист спал на своем старом месте в опустевшей казарме. Они появились одновременно с рядовыми, которые выбегали под дождь и строились на плацу.

Я посмотрел вверх на хмурое небо, на лицо падали холодные капли.

— Становись!

Егеря выстроились в две шеренги.

— Равнение на знамя!

Уже очень давно я лично не командовал людьми, предоставляя эту возможность Баду и взводным.

Сейчас, стоя перед строем, я словно оказался в учебном лагере на продуваемом всему ветрами острове Заух.

— Смирно!

Моему заместителю нравилось командовать. Он обожал построения и парады, и умел маршируя, высоко тянуть ногу. С времен гимназии я ненавидел линейки, смотры и торжественные мероприятия.

Рядовые замерли, доктор и Гат встали сбоку на место взводных.

Я сказал короткую речь о том, что нам выдалась великая честь охранять пристань и крепость. На всякий случай напомнил, что огнестрельное оружие у нас изъяли во избежание недоразумений с местным населением.

Егеря слушали внимательно и видно было, что возвращение к нормальной лагерной жизни, пошло им на пользу. На сколько я понял, после того, как десантники ушли с адмиралом, Сол заперся у себя в лазарете, а Гат запил. При виде старшего офицера, делового, подтянутого, четко отдающего команды, к нижним чинам вернулась былая уверенность. Все опять стало легко и понятно. Рядовому главное знать, что в морине есть человек, который думает и решает за него, который четко знает, что делать и чем все это кончится.