Андрей Завадский - День Победы. Гексалогия (СИ)

— Не робей, прорвемся, — усмехнулся Ярослав, заговорщицки подмигивая. — Все будет хорошо!

Женщина, из-под огня вытащившая партизана, принесла в кладовку и его снаряжение. Правда, от бушлата и свитера остались только пропитавшиеся кровью лохмотья, но зато бронежилет и «разгрузка», набитая магазинами к «калашу», были здесь, целые и невредимые, если не считать дырки в спинной пластине. Автомат стоял в уголке, заботливо прислоненный к стене.

Когда женщина в медицинском халате снова заглянула в подсобку, Ярослав, приподнявшись на локтях, спросил:

— Как вас зовут?

— Ира. Лежите же, кому сказано. Вам нельзя сейчас шевелиться!

— Некогда мне лежать, Ирочка! Нужно уходить. И вам тут оставаться тоже не стоит!

— Я никуда не уйду и вас пока не пущу. Чего нам бояться? Никто с женщинами, детьми и ранеными не воюет.

Васильев лишь горько усмехнулся, вспомнив одну из первых своих командировок «на войну». Автобус с ранеными, попавший в засаду в горах, они нашли слишком поздно, вдоволь насмотревшись на то, что осталось от пяти пацанов-срочников, которых сопровождали в госпиталь две женщины-фельдшера. Блевали на обочине тогда все без исключения, и молодые, и «старики», а про отряд их с тех пор знали и свои и «духи», что ОМОН из Екатеринбурга пленных не берет.

Раскатистый гул пулеметной очереди за окнами заставил вздрогнуть всех одновременно. Затем где-то рядом заворчал двигатель, захрустело битое стекло под колесами остановившейся машины.

— Спрячьтесь, — приказала Ира. — Посмотрю, кто там. Если это ваши, можете уехать с ними, а если чужие… Надеюсь, вас не станут здесь искать.

Напоследок велев детям сидеть тихо, женщина вышла в зал, а навстречу ей, высадив запертую дверь прикладом, ввалились трое в американском «цифровом» камуфляже. Один из них, коренастый негр, тащил на себе товарища, лицо и грудь которого были в крови. Он опустил раненого прямо на пол, и, отпихнув к стене стоявшую на пути женщину, принялся громить витрины, раскидывая упаковки с лекарствами. Третий, отставив в сторону карабин, стал открывать, один за другим, ящики.

— Что вы ищете? — Женщина схватил одного из американцев за рукав. — Что вам нужно? Я все вам найду сама!

— Go to hell!

Эти морпехи были перепуганы до полусмерти, и один из них, тот самый негр, помогавший своему раненому, без колебаний ударил пытавшуюся успокоить непрошеных гостей женщину. Кулак, которым в пору кирпичи колоть, раздробил челюсть. Ирина, всхлипнув, отлетела к стене, ударившись затылком и медленно осев на пол.

— Мама! — мальчик, вырвавшись из цепких объятий сестры, выскочил из подсобки, бросившись к потерявшей сознание женщине. — Мамочка!

— Fucking bastard!

Носок тяжелого ботинка врезался в грудь мальчику, и было слышно, как хрустнули его ребра. Увидев распахнутую дверь, второй моряк, круглолицы «латинос», шагнул к проему. Ярослав, поднеся к губам указательный палец, шикнул за побледневшую девчушку. Рывком сбросив непослушное, чудовищно отяжелевшее тело с низкой кушетки, он шагнул в угол, вжимаясь в стену. Хватать автомат было некогда, перед глазами все плыло, тело скручивало жгутом от боли.

Американец, распахнув дверь, шагнул в подсобку, и, когда взгляд его наткнулся на оцепеневшую девушку, довольно осклабился. Он не увидел возникшего за спиной партизана. Васильев сдавил шею противника в захвате, слыша, как тот хрипит, пытаясь освободиться, и, оторвав тело американца, со всей амуницией весившее явно за сто кило, от пола, вместе с ним развернулся навстречу второму морпеху.

Негр, куда-то подевавший свой карабин, вырвал из набедренной кобуры массивную «беретту», нажав на спуск. Васильев почувствовал, как содрогнулось, принимая в себя первую пулю, тело «латиноса». Тупоносые двенадцатиграммовые куски свинца, выпущенные в упор, прошивали грудную пластину его бронежилета, застревая в плоти, а Ярослав медленно шел вперед. Когда от противника его отделял один шаг, вместо очередного выстрела раздался щелчок бойка. Американец выругался, и партизан со всей силы швырнул в него тело мертвого товарища. Жуткий снаряд сбил негра с ног, и тотчас над ним навис Васильев. Вырвав из рук врага пистолет со вставшим на задержку затвором, он перехватил оружие за раскалившийся от интенсивной стрельбы ствол, зашипев от боли, и, как молотком, несколько раз ударил им по лицу, не останавливаясь до тех пор, пока американец не замер.

Раненый, так и лежавший у стены, шевельнулся, потянувшись к своей кобуре.

— Нет, приятель, черта с два тебе, — прорычал Васильев, и, нашарив на теле убитого им морпеха рукоять ножа, вытащил оружие из ножен и с размаху вонзил клинок легендарного «Ка-Бар» в незащищенной кевларом горло, услышав хрип умирающего врага.

Одного взгляда в забранной мощной решеткой окно хватило, чтобы увидеть остановившийся в десятке метров «Хамви». Дверцы были распахнуты, а из люка торчала голова пулеметчика, развернувшего в сторону выхода из аптеки толстый ствол «браунинга».

— Черт! Сейчас, сука, и до тебя дойдет черед!

Вернувшись в кладовку, Васильев взглянул на девочку:

— Посиди тихо еще минуту! Сейчас я прогоню плохих дядей!

— Что с мамой? Где Владик?

Не отвечая, Ярослав натянул фельдшерскую куртку, кое-как застегнув ее и накинув поверх «разгрузку», весившую, судя по ощущениям, полцентнера. В глазах темнело, пол проваливался из-под ног, и сил едва хватило, чтобы оттянуть назад затвор АКС-74.

По-пластунски подобравшись к окну, Васильев приподнялся над подоконником, просунув ствол меж прутьев решетки и нажав на спуск. Короткая очередь из «Калашникова», ударившая в бронированный щит, заставила пулеметчика нырнуть в укрытие, а Васильев, высунувшись в дверь, швырнул гранату. Округлое «яйцо» РГД-5 попало точно в открытую дверь. Хлопнул взрыв, взвизгнули осколки, и пулеметчик, ноги которого превратились в фарш, завопил от боли. Васильев, выскочив наружу, подбежал к «Хаммеру», и, сунув ствол в салон, выстрелил, обрывая крик.

Звуки перестрелки не стихали, иногда ухали снаряды, рвавшиеся неподалеку. Инстинктивно втягивая голову в плечи, партизан вытащил сочившийся кровью труп американца, бросив его на тротуар. Глянул внутрь — удивительно, машина была цела, мотор все так же сдержанно урчал под широким капотом. Вернувшись в аптеку, Васильев подхватил на руки вжавшуюся в стену девочку:

— Не бойся! Как тебя зовут?

— Света. Где мама, где Владик?

— Пойдем, Света, мама попросила тебя увезти отсюда. Не бойся. Вот, надень, — он накинул на худенькие плечи девочки бронежилет. — Я тебя увезу отсюда.

Когда вышли в зал, Ярослав прижал девочку к себе, закрыв ей лицо ладонью. Только оказавшись в «Хаммере» и с глухим лязгом захлопнув дверцу, он облегченно выдохнул.