Максим Парамохин - Две грани нейробука (СИ)

Чувство вины, серьезность совершенного проступка навалилось с такой силой, что Джантор смог лишь кивнуть.

— Мы надеемся, что ты все понял, — сказала Дорлисс. — Иди.

Хотя разбирательство закончилось, тяжесть, давившая на Джантора, осталась. Он будто тащил на себе невидимую каменную плиту.

Выйдя из здания городского совета, пару минут стоял, не делая ничего. Ему и не хотелось ничего делать.

Первую половину дня Джантор всегда посвящал работе, но сегодня никак не мог сконцентрироваться. Гнетущая вина не оставляла ни на секунду, значение результатов, которые он анализировал, ускользало, мысли словно тонули в болоте. Четыре часа прошли абсолютно бесполезно.

Все прочие занятия свою привлекательность разом потеряли. Новости казались малозначимыми, Интернет-трансляции и нейроклипы — скучными, приглашения от друзей и знакомых, звавших на пикник или спортивный матч, в боулинг, на пляж или роллердром вызывали скорее раздражение. Привычное домашнее окружение также навевало тоску. Надеясь, что поможет смена обстановки, вышел на улицу. И три часа бесцельно слонялся по городу.

Спорт вместо обычной радости принес новые огорчения. Десять километров он пробежал за 33 минуты — последний раз столь плохой результат был, когда Джантор восстанавливался после перелома бедра из-за падения с мотоцикла. Надежда на хоккей, его любимый среди игровых видов спорта, также не оправдалась.

Коньки не скользили, комбинации партнеров казались чересчур быстрыми, шайба летала по площадке так, что он не успевал ее зацепить. А в конце периода попал под такой силовой прием, что получил сотрясение и повредил плечо.

На второй период Джантора выпускали совсем по чуть-чуть, в четвертом звене. Видя его невероятную апатию, партнеры фактически не пасовали, а если случалось получить шайбу, соперники и без силовых приемов легко ее забирали. Впервые за несколько лет он оказался самым бесполезным игроком матча.

— Эй, что с тобой, черт возьми? — подошел после игры Эвандор. Он смотрел игру с трибуны. Ходунок-экзоскелет с ноги уже сняли, оставив лишь фиксатор.

— Сегодня плохой день, — о визите в КОП Джантор предпочитал не говорить.

— Голова в порядке? — приятель бесцеремонно ухватил его за волосы, заглянул в один глаз, потом второй. — Тебя серьезно припечатали. Может, до больницы доедешь?

— Лишнее. Нейробук уже оценил повреждение и запустил программу регенерации.

По дороге домой Эвандор расспрашивал о полетах. Он смотрел нейроклипы и в ближайшие выходные планировал сам подняться в небо. В первую очередь друга беспокоила сложность управления телом и самолетом одновременно, он хотел знать все секреты.

Хотя какие там секреты. Просто чем больше летаешь — тем лучше чувствуешь. Обычная практика.

Потом приятель стал рассказывать анекдоты про Ступрика — вымышленного парня, очень плохо владевшего нейробуком, и потому регулярно попадавшего в нелепые ситуации. Джантору они и раньше казались скорее глупыми, чем веселыми, а теперь и подавно.

Видя, что, в отличие от него, друг не смеется, Эвандор посмотрел куда более внимательно.

— Слушай, ты выглядишь так, словно тебя в КОП вызывали.

Джантор вздрогнул. Разговаривать об этом хотелось меньше всего.

— Что случилось-то? Чем провинился?

— В общем, они недовольны… полетами. Говорят, ненужный риск.

Эвандор остановился.

— Хочешь сказать — они запретили?

Джантор прокрутил в голове разговор. Потом, сомневаясь в биологической памяти, вытащил соответствующий файл из компьютерной. Касательно скрытых файлов страха Тунвайл прямо сказал — менять их и даже обсуждать нельзя. А вот с полетами лишь общее недовольство. Хотя, возможно, запрет подразумевается автоматически.

— Старые перестраховщики, — Эвандор скривился. — Настоящий экстрим без риска невозможен. Наплюй на них, ты классно летаешь. Все остальные просто тратят впустую время и энергию. А эта хандра скоро пройдет, я знаю. День, два, не больше.

Вот как?

Эвандор говорил так, словно попадал на разбор КОПам. Впрочем, сейчас это неважно. Сейчас все неважно. Кроме гнетущей тоски и чувства вины.

Домашняя обстановка по-прежнему выглядела безрадостно. Соседи заметили его подавленное состояние, но от расспросов Джантор уклонялся, а их попытки развеселить оказывались тщетны.

Единственное, что подняло настроение — нейрокайф. Никакая горечь не способна перевесить безграничный океан удовольствия.

Но, едва действие программы закончилась, печаль навалилась с новой силой. На следующий день легче не стало. Все та же тоска давила, окрашивая мир в серые тона. Знакомые изо всех сил пытались его приободрить, но шутки и анекдоты казались несмешными, веселая музыка — унылой, вкусная еда — пресной. Даже солнце как будто светило тусклее.

Помимо нейрокайфа облегчение приносил разве что сон. Когда спишь — ничего не чувствуешь. А нейробук позволял быстро засыпать когда угодно.

На третий день Джантор, едва истекло рабочее время, сразу активировал гипногенную программу. Проснулся к вечеру. Рагу, приготовленное на ужин Касантой, судя по отзывам остальных, замечательное, однако он вкуса не оценил.

После еды Шинвин, Джесина, Тэйласт и Касанта отправились играть в боулинг. Звали и его, но Джантору не хотелось. Ему вообще ничего не хотелось. Совсем ничего.

В гостиной раздалась тихая музыка. Розайла. Ее плавные, почти всегда грустные мелодии прежде оставляли его равнодушным, но сейчас звуки словно эхом отзывалась в душе. Зайдя в комнату, он присел в кресло. Не видя его, девушка продолжала играть.

Розайла почти закончилась, когда от входной двери послышались шаги.

— Скучно, — заявил Эвандор.

Девушка вздрогнула и обернулась. Глаза ее расширились, когда она заметила Джантора.

— Ему нужно что-то веселое, — продолжил Эвандор. — Это и есть тот самый рояль? — он подошел, постучал по клавишам.

— Не надо, ты его расстроишь, — попросила Розайла.

— Ой, да ладно тебе. Музыка должна быть веселой и энергичной, — он принялся с удвоенной силой колотить по клавишам. Но вместо мелодии выходила хаотичная какофония.

— Перестань, Эвандор, — видя растерянность и расстройство соседки, Джантор поднялся. — Ты все равно играть не умеешь.

— Да тут ничего сложного, — пожал плечами приятель, но по клавишам бить перестал. — Слушай, мы думаем на аквабайках погонять. Не хочешь присоединиться, или ты до сих пор… — Эвандор оценивающе глянул на него.

— Джантор последнее время вообще очень грустный, — сочувствие в голосе Розайлы было столь сильным, будто она сама ощущала его печаль.

— Ну еще бы. После визита в КОП все ходят грустные.

— Ты был в КОПе? — девушка повернулась к Джантору. — Но почему? Что ты такого сделал?