Владимир Ильин - Напряжение растет

— Очень интересно!

— Так, стоять! — Задержал меня Артем. — У нас план. Турнир — потом все остальное.

— Ладно, — с разочарованием отвернулся я от тайны.

Скоро тропа вновь вывела нас к берегу, а там знакомая чащоба, выращенная будто бы специально, да просеки.

— Почти на месте! — Ликовал Пашка.

На этот раз решили прямую дорогу не игнорировать. Хотя с воздуха все расстояния кажутся малыми, да и шли мы около двадцати минут, не меньше, но все же сейчас казалось, что вот-вот — и победа.

По просеке уже практически бежали, шла она все еще вдоль берега — через ветви проглядывала помутневшая от наводнения река. Под ботинками по-прежнему хлюпала вода, но на это уже никто не обращал внимания — ни Паша, ни Артем, ни Федор у меня на плечах. Вокруг царила тишина; птицы — и те наверняка улетели, оттого кроме ветра в кронах деревьях ничего не слышно. Мы у финиша, и явно — одни. Это будоражило кровь и давало силы.

Тем удивительнее было выскочить на очередном повороте на десяток упакованных в стандартное воинское обмундирование мужчин в шлемофонах. На гербе у сердца — любопытствующая ласка, поднявшаяся над зубцом кремлевской стены. Еремеевы.

— Я же говорил, ее вам надо там искать, — выдохнул Паша, указывая на реку. — Нику вместе с нами смыло, но нас явно быстрее несло.

— Паша, Зубов? — Спросил центральный, самый габаритный из безликих за защитными масками.

— Да, верно, — посмотрел он на говорившего.

На голову тут же словно молот опустился. Мир на несколько секунд погас.

Ощутил я себя лежащим на земле, лицом в пожелтевшей мокрой траве. Руки не шевелились, ноги не ощущались. В голове страшно гудело, попытка повернуться тут же отозвалась резкой болью и коротким обмороком. Мир плыл перед глазами, не желая становиться из размытых пятен четче. До слуха доходили обрывочные фразы, казавшиеся нереальными и неправильными…

— …в вертолет…. Остальных в реку…

Мир, наконец-то, обрел четкость — то, что было черным вытянутым пятном, оказалось ногой Федора. Мимо проволочили тело Светланы.

— Куда! Двумя руками держи… Не должно быть следов… Они утонули…

Черное небо над головой качалось под сплетением веток. Голова запрокинулась, в затылке отдавало резкой болью с каждым шагом человека, что нес меня на руках. Нес небрежно, ударяя ноги о кусты и деревья, царапая откинутые вниз руки ветвями. А я ничего не мог поделать. Чувствительность вернулась, но там, где положено быть Силе — равнодушие. Будто созерцание глубокого сна, над которым нет власти.

Отряд из четырех человек двигался к воде, легко удерживая свой груз. Дорога петляла в лабиринте, на поворотах позволяя мне посмотреть на Артема с перекошенными очками на лице; на Федора, руки которого прижали к футляру скрипки, чтобы та не упала…

Где-то внутри рождается тревога и злость, свежей каплей падая в мутное болото безразличия.

«— Спасти, его надо спасти!» — билось внутри понимание.

Но в этом сне нет на это силы. Лишь только злость.

Не поднять руки, не сжать ладони в кулак. Только зубы скрежещут друг о друга в бессилии

— Мой очнулся, — с сомнением произнес голос над головой.

«— Рано!» — закрыл я глаза.

Процессия остановилась, послышался звук приближающихся шагов. Щека вспыхнула от резкой боли, но я позволил голове свободно мотнуться из стороны в сторону, не издав и звука.

— Продолжаем движение, — холодный голос прозвучал укором моему конвоиру.

Через два десятка шагов, на очередном повороте, я позволил себе приоткрыть глаза. И неожиданно столкнулся со взглядом Светланы. В этом перевернутом мире, где небо под ногами, мы мгновение смотрим друг другу в глаза.

«Она жива..» — слегка припозднившись, капает в бесконечность апатии радостная мысль.

Эмоция добавляется к гневу, объединяется с ним. Ладони чувствуют, что могут собраться в кулак.

«— Рано» — произнес ее взгляд.

«— Хорошо», — движение ресниц.

Поворот сменился прямой линией, разводя контакт взглядов. Но мы продолжали ощущать друг друга. Чувствовать, что больше нет битвы один против четырех, их всего лишь в два раза больше. А это уже обычное дело, мне ли привыкать. Надо всего лишь приготовиться к тому моменту, когда будет не рано.

Силы все еще нет, но ведь сойдет и заемная? Тут неоткуда взяться линии электропередач, выручившей половину года назад, но Андрей обещал, что на финише будет множество камер… Потянулся вокруг… Пустота.

Где-то там, так далеко, что можно обмануться, виднелась крохотная капля — обрезанный ли кабель… Или мы действительно слишком далеко от финиша. Или нас обманули, опять.

Взгляд невольно попытался посмотреть через пелену черных туч в глаза спутниковых аппаратов, с укором. Но облакам все равно до чужих бед, не разойдутся они в сторону.

Кое-что все равно есть — крохотными искорками чувствовались рации, зацепленные у противника возле сердца. Забирать бессмысленно, но испортить — сумею.

«— Я отлично умею портить», — с горечью пронеслась мысль, эхом отзываясь событиями первого сентября, прожигая ответственностью за последствия. — «Научиться бы создавать..»

Что-нибудь для победы. Дотянуться до иглы в вороте пиджака… Тоже — оружие. Руки, желая ощутить холод стали, сжались вокруг пустоты. Невольно щелкнули друг о друга перстни, подаренные отцом.

«— Точно!» — участилось сердце от воспоминания давней беседы. — «Ослепить! И щит во втором перстне! Щит — Федору!» — Взгляд невольно потянулся к бесчувственному телу брата, небрежно несомого конвоиром справа.

Моментальное возбуждение сменилось размеренным спокойствием. Половина плана есть. Осталось пробудиться от этого сонного марева, включить в комнате свет и сознательно вернуться в полудрему, взяв кошмар в свои руки.

— Тела сюда клади, — равнодушно прозвучал голос.

Ветви над головой кончились, холодный ветер дунул тиной и сыростью, плеснуло недалеко волной.

Нас уложили на пологий холм из мокрого песка, одним рядом, ногами к воде. Повезло оказаться крайним справа и положить голову так, чтобы видеть остальных. Рядом оказался Федор, около него положили футляр и сумку. Метром дальше от Федора — Света, которую уронили настолько неловко и удачно, что лежала она животе, лицом ко мне, положив руки возле головы. Последним в ряду нечувствительной куклой упал на землю Артем. Очки почти слезли с его лица, но несший его бандит заботливо поправил их на переносице.

Свои маски они подняли, показав миру, в общем-то, далеко не страшные лица. Обычные, спокойные, без злодейской щетины и шрамов. Возраст — немного за тридцать. Пройти в толпе мимо, сесть рядом в кино, проехать в одном транспорте и даже указать на оброненную мелочь — легко… Но больше я не позволю вам никого обмануть.