Виталий Винтер - Багровый рассвет

– Как говорил какой-то древний генерал: «Это великолепно, но это не война». – Хорунжий весело хохотнул, наполнив мёртвую тишину вокруг грохотом своего голоса. – Живой, младшой?! Ну и жук же ваш сотник – миномётную батарею припрятал на чёрный день, про запас. В общем, так, младший урядник, продолжаешь здесь держать позиции, пока не сменят. Ты крайний, дальше только я и двое других. Так что с этой стороны, – он кивнул на полуразрушенные стены, из которых только что выбрался, – только свои. Думаю, больше нас сегодня не побеспокоят.

– Почему только трое? Вас же там четверо было? – удивлённо спросил Сашка.

– Рядового, этого, как его, который мальчишка ещё совсем?.. Тарантуха! Достал его всё-таки шальной осколок, в этот раз уже наш. – Шестопал замолчал и, сплюнув сквозь зубы, продолжил: – Война, она, брат, не тётка. Вот тебе от него – пользуйся!

Он снял со спины ранец-двухдневку и, вытащив из него, передал Сашке три магазина и один тускло блеснувший в темноте цилиндрик импульс-гранаты, всё завёрнутое в изодранную разгрузку.

– А это от меня ещё подарунок, – добавил хорунжий, ткнув в гранату. – Свои-то, небось, всё растратил? Слышал, слышал, как ты их встретил. Здесь до берега ближе всего, вот они к тебе и подобрались. Думал, что сначала артобстрел устроят, а они только пехоту необученную кинули – надеялись, наверняка, числом задавить. Да не тут-то было.

Только теперь Сашка понял, что Шестопал был почти уверен в его гибели с самого начала и поэтому его со вторым раненым островником отправил на самый опасный участок. Злости на него не было – хорунжий действовал строго в интересах своего маленького подразделения. Да и какая злость к человеку, отправляющему почти ежедневно людей на смерть? Он был когда-то таким же, как они, и выжил, храня в памяти навсегда выжженные порохом и написанные кровью имена тех, кого он послал на неминуемую гибель. Порядки в Войске поддерживались строгие, и никто, будь он хоть сыном правящего гетмана, не мог получить пост и звание просто так. Жизнь на Острове этому их долго учила, используя как учебники – поражения и тяжёлую повседневность на гране голодной смерти, угон в рабство, и, наконец, выковала стальных людей, которые почти с пустыми руками уже которое десятилетие отстаивали свой родной дом.

Видимо, заметив, что младший урядник помрачнел и хмуро, сосредоточенно запихивает пластиковые, полные латунных смертоносных цилиндриков подарки в опустевшие после боя карманы разгрузки, он добавил:

– Знаешь? Не обижайся, младшой. Оптимисты считают, что магазин наполовину полон. Пессимисты – что он наполовину пуст. Стратеги, как ваш сотник, считают, что патронов много не бывает. Реалисты просто знают, что ими нужно хотя бы уметь пользоваться. – Хорунжий дружески хлопнул его по плечу и добавил, выпрямляясь: – Такие, как ты, реалисты, живут дольше.

Сашку начало колотить от пережитого в шаге от неминуемой смерти, адреналин в крови бурлил. Эту атаку они отбили чудом и хитростью, во многом благодаря запасливости старого сотника. Но было ясно, что «чёрным» не хватило совсем чуть-чуть, чтобы она стала последней для всех в коше, а не только для младшего урядника Заставского. В следующий раз, если ещё хватит сил и отваги, враг, скорее всего, не остановится.

Шестопал встал, обошёл дерево, за которым прятался Сашка, и удивлённо присвистнул:

– Ты посмотри, как расковыряли твой дубок!

Сашка подошёл к хорунжему и удивлённо уставился на странно белевший в темноте ствол. Всё вокруг было усеяно мелкими щепками, а сам дуб – полностью, до белизны, испятнан оспинками от попаданий.

– Повезло тебе! Счастливо, младшой! Будем живы – не помрём! – Шестопал ещё раз увесисто хлопнул его по спине и бесшумно исчез в темноте.

Только сейчас Сашка понял причину странной весёлости хорунжего: его неожиданный командир попросту был рад, что хоть один из тех, кого он уже вычеркнул из списка живых, остался каким-то чудом цел и невредим.

Младший урядник развернул изодранную осколками и залитую уже спёкшейся кровью разгрузку и рассовал всё по своим карманам. В одном из отделений прощупалось нечто твёрдое, прямоугольное, и Сашка с удивлением вытащил измятое, пробитое почти посередине Евангелие от Иоанна. Открыв книжку наугад, он упёрся взглядом в подчёркнутую фразу, высеченную очередной взмывшей в небо осветительной ракетой. На странице, пробитой осколком и залитой кровью только что погибшего паренька, виднелась фраза: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».

Его размышления прервал далёкий рокот грозовых разрядов. Сашка первый раз за долгое время улыбнулся, радуясь тому, что остался сегодня жив, и ещё больше – надвигающемуся, второму за долгое время, дождю.

Но гром не переставал и всё усиливался, равномерно, разрывая полуночную тишину грохотом и визгом. Младший урядник вскочил и, пробежав с десяток шагов до развалин дома, вскарабкался на одну из стен, скрывавшую часть горизонта, где бушевала гроза. Но увидеть, что там происходит, он не успел – огненные стрелы с воем и визгом рассекаемого воздуха уже падали прямо на него, а от далёкого горизонта, им на смену, поднимались всё новые и новые, освещая спокойную гладь моря жёлтыми росчерками.

Первая волна ударила с недолётом – взрыхлив податливый песок пляжа перед Сашкой, подняв в воздух тучи песка вперемешку с телами только что погибших. Упругая и жаркая волна сбила его со стены и кинула в переплетение строительного хлама, донося приевшийся до боли запах сгоревшей взрывчатки и крови из растерзанных трупов на берегу.

Вторая волна, как показалось младшему уряднику, упала прямо на него, и мир окончательно исчез в вое и грохоте. Оставшиеся стены домика рухнули, и Сашку спасло от погребения заживо только то, что упал он между старых брёвен перекрытия, служивших когда-то крышей и полом, провалившись прямо в неглубокий подвал. Едкая пыль от обрушившихся стен вперемешку с вонью взорвавшихся ракет вызвала приступ кашля, от которого младших урядник почти задохнулся. Темнота снаружи уступила место яростным всполохам, превратившим ночь в день – там всё сверкало и грохотало. Земля ходила ходуном словно от частых ударов огромного молота…

Сколько прошло времени, пока светопреставление закончилось, Сашка бы никогда не сказал. Это могло продолжаться и час, и два, и всего пару минут, показавших, что рукотворный Ад на земле не такое уж невозможное явление.

Отплёвываясь и протирая запорошенные глаза, он стал выбираться из подпола. Сашке повезло – после ракетной очереди, накрывшей вторым залпом окраину коша, он отделался лишь лёгкой контузией. Голова гудела, но больше проблем ему доставляли многочисленные порезы и царапины, полученные во время падения.