Дмитрий Беразинский - По ту сторону черной дыры

— Да вы сговорились, что ли! — за неимением возможности топнуть ногой, принцесса лягнула воздух, — я ведь хочу как лучше! Тебе красивую девушку, а ей умного и доброго мужа! — новоиспеченный министр поднял руки в «хенде хохе».

— Слушай, делай как знаешь, да? Скажешь, когда день свадьбы, я приду.

— Уф! — выдохнула она, — Камилла, дай мне воды — пить хочу, умираю. Час, наверное, уже прошел. Как хорошо!

Принцесса выпила стакан воды, затем встала, налила себе сама еще один, удивляясь такой самостоятельности. Осушила и его, потом глянула на помолвленных с видом победительницы.

— Внизу нас ждут. Пойдемте.

Шарль де Лавинье проснулся оттого, что перестал идти снег. Всю долгую ночь его баюкало шуршание снегопада, а когда оно прекратилось, посол государства Франко открыл глаза. Во рту слегка пересохло от последствий общения с капитаном Малининым, но голову, так как в первое время, не саднило: великое дело — привычка!

На часах было шесть часов утра. Посол с большим трудом привыкал к минутной стрелке: здесь дорожили временем и знали ему цену. Пару раз попав впросак, он теперь старался не отставать от ритма городка. Правда, городком называли его только белороссы — для всех остальных он был городом Бобра — большим культурным и просветительным центром, столицей Средних Земель, возрастающей мощи которого боялись самые великие владыки. И хотя местные жители в ответ на подобные рассуждения только посмеивались, много народу переселилось жить поближе. Вблизи столь могучего государства не страшны набеги кочевников и свеонов.

Шарль де Лавинье постоянно твердил правителю Бобра о необходимости взимания налогов со столь многочисленной орды, поселившихся в радиусе десяти лиг от города. Полковник обещал подумать над этим. Фиг ли тут думать, когда дополнительные деньги сами плывут в руки!

Сон ушел окончательно. Посол встал, засунул ноги в штанины камуфляжа, к которому привык моментально, и пошел испить водицы. Припав к крану, долго и с наслаждением пил живительную влагу, проливая за воротник и орошая свою бородку. Затем зажег свет и посмотрел в зеркало на собственное отражение: последствия вечеринки давали о себе знать — под глазами обозначились темные области переоцененных возможностей.

За окном шумя копытами промчалась рота солдат на утреннюю пробежку.

«То что надо!» — подумал посол, одел теплую шубу, берцы, и выскочил из дома. Шубу пришлось скинуть после километра отчаянного бега: солдатики лупили так, что могла сдохнуть бы и лошадь. Шарль пристроился в хвост и тут же получил по спине кулаком от сержанта.

— Носом дыши, организм! — проорал сержант, — застудишь горло — Львов тебя пенициллином доконает.

Лавинье послушно засопел в две дырки. Затея эта переставала ему нравиться. Но, едва он попытался сбавить темп, как получил по спине.

— Не отставать, слон! — проклиная все на свете посол припустил пуще.

— Вот так! — одобрительно прогудел сержант, — шевели булками!

На повороте их обогнал Малинин на УАЗике.

— Молодцы, воины! — проорал он, высунувшись из машины, — здоровый дух в здоровом теле!

Затем, дав газу, автомобиль помчался вперед. При виде своего вчерашнего собутыльника, посол едва не заплакал, но помня о могучем кулаке сержанта, с темпа не сбился. Сознание он потерял только на шестом километре…

… Очнулся Шарль в медчасти, куда его доставили четверо бойцов во главе с сержантом Резником. На глазах была красная пелена; вот кто-то укусил его в руку — вероятно, сделали укол. Воздух был густой как кисель, и в нем плавали обрывки фраз.

— Товарищ полковник, — оправдывался Резник, — откуда же я мог знать, что послу придет в голову фантазия побежать с нами на большой круг! Одет он точно, как и все!

— А на лицо ты посмотреть не догадался! — бушевал Норвегов, — если этот посол сейчас навернется, кто скандал заминать будет, ты?

— Товарищ полковник, — спокойно произнес Львов, — зря вы разрешили ребятам бороды носить. Это и негигиенично, и вообще!

— Сегодня же всем сбрить! — приказал Константин Константинович, — эта демократия уже боком вылазит. Устав не дураки писали.

Пелена в глазах посла начала спадать. Он ухватился за край кровати и приподнялся.

— Господин полковник, — пробормотал он, — я сам виноват. Думал, выдержу.

— Ха! — пророкотал Норвегов, — батенька, да с этими жеребцами и я не рискну! Не та форма, знаете ли! Видели когда-нибудь загнанную лошадь?

Посол кивнул.

— А вот я не видел, но вы ее очень напоминали! Хорошо, вот наш врач вас откачал. А ежели бы что? — Шарль что-то невнятно пробормотал.

— Что? — наклонился к нему врач.

— Завтра снова побегу! — отчетливо произнес пациент. Вокруг заржали.

— Наш человек! — произнес обрадованный Резник.

— Если только с карантином, — с сомнением произнес полковник, — эти вас насмерть загонят. Одно слово — орлы!

Посла выписали днем. За ним зашел барон Ла Мош — его правая рука и верный друг.

— Надеюсь, Шарль, вы подадите официальный протест? — спросил он, раздувая щеки. Граф озадаченно посмотрел на него.

— Барон, какой протест? Я по собственной глупости попал в этот переплет! Это все равно, если бы я погнался за ветром! Какой протест? Кому протест? — Ла Мош пожал плечами.

— Как знаете, граф, как знаете. Вы уверены, что в отношении вас не применялось силы либо принуждения?

— Абсолютно. Тем более, что я с завтрашнего утра начинаю заниматься с молодыми воинами, да и вам того советую — узнаете массу полезных вещей.

— Граф, я с пятилетнего возраста не расстаюсь с мечом, и ни один из этих вояк не сможет меня победить в честном бою — вот в чем я уверен на все сто! А для того, чтобы передвигаться с большой скоростью, существуют лошади.

Де Лавинье недоверчиво покачал головой.

— Зачем же вы, Арман, согласились сопровождать меня в этом путешествии? — барон остановился и хмуро улыбаясь заявил:

— Вы мой друг, Шарль. Как же я мог отпустить друга, да еще такого неисправимого романтика в столь дальние края?

Граф горячо пожал приятелю руку и, простившись с ним, поспешил к себе. Организм требовал пищи.

Вечером Норвегов вызвал к себе Андрея и приказал ему лично наблюдать за физзарядкой карантина, к которой должен был присоединиться посол.

— Это не значит, что нагрузки должны быть снижены — просто наблюдай, чтобы этот Лавинье не помер во время кросса. Я думаю, что три километра — для него нормально.

— Знаю, отец. Помню, как я умирал во время «трешки», а сейчас «десятку» каждое утро пробегаю. Настя было увязалась со мной, да надолго ее не хватило. Сказала, что это чистой воды идиотизм — бегать без нужды.

Полковник фыркнул.

— Может и этого посла надолго не хватит. Шутка ли: в шесть утра отрывать свою французскую задницу от перины и нестись по морозу как угорелый!