Юрий Брайдер - Особый отдел

— Совпадение папиллярных линий Голиафа и президента Митина иначе как клонированием не объяснишь! — не унималась Людочка.

— Ты не объяснишь, а я очень даже объясню, — не унимался Кондаков. — Обыкновенное совпадение, порождённое нашим природным головотяпством. Перепутали дактилокарты — вот и вся недолга.

— Почему тогда убили Голиафа? А до этого аналогичным образом покушались на Суконко?

— Про это мы у преступников спросим, когда их задержим! — огрызнулся Кондаков.

— Именно! Целиком и полностью согласен, Пётр Фомич! — угодливо поддакнул Цимбаларь, и это было подозрительно уже само по себе, — Но чтобы задержать преступников, нужно сделать следующее: быстренько разработать документ о грядущей перерегистрации оружейных коллекций и довести его до сведения всех заинтересованных лиц. Причём документ настоящий, а не фиктивный; Голову даю на отсечение, что Маузер, почуявший опасность, сдаст нам оружейника, занимавшегося модернизацией «боте-патронов».

— Эк ты загнул! — Кондаков, ещё не понявший, куда клонит Цимбаларь, даже присвистнул. — Нам такой документик не по плечу.

— Мне не по плечу. И Ване тоже. Лейтенанта Лопаткину в расчёт можно вообще не брать. А вот для Петра Фомича Кондакова, учитывая его прежние связи, ничего невозможного нет.

— Ну ты даёшь. — Кондаков погрузился в глубокое раздумье. — Задача непростая… Даже посложней, чем взять Гобашвили. А если из всей этой затеи выйдет дохлый номер?

— Это верняк, клянусь! — с горячностью, свойственной только молодости, заявил Цимбаларь. — Я тебе могу назвать пять или шесть случаев, когда на убийцу и грабителей выходили через оружейников.

— Так и быть, постараюсь, — достав палец из уха, Кондаков стал рассматривать то, что на нём осталось. — Но и тебе придётся подсуетиться. В качестве, так сказать, взаимной услуги. Как только вернётся Горемыкин, выхлопочешь через него в Министерстве бумагу для Маузера. Такую, чтобы была надёжней любых папских индульгенций. Если мы что-то обещаем, своё слово надо держать.

— Грузишь ты меня, Фомич, — вздохнул Цимбаларь. — Причём грузишь не по делу. Да только деваться некуда…

В это время запиликал мобильник, предназначенный для контакта с «мотоциклистами». Кондаков немедленно вручил его Людочке — дескать, ты кашу заварила, тебе и дальше хлебать.

Цимбаларь, сделав всем ручкой, выскочил в соседнюю комнату, дабы связаться с технической службой особого отдела, контролирующей не только кабельные линии, но и вольный эфир.

— Я слушаю, — произнесла Людочка поистине ангельским голосочком (ведь могла, если хотела!).

— Это я слушаю, — ответил звонивший, нажимая на местоимение «я».

— Простите, — Людочка чуть-чуть замешкалась. — Не с вами ли на днях я беседовала в кафе «Ротонда»?

— Нет, не со мной. Но я в курсе дела.

— Какого дела? — Людочка вцепилась в эту фразу, словно курица в зазевавшегося червяка.

— Вам виднее, — без всякого выражения произнёс звонивший.

— В тот раз нам не удалось закончить разговор, — заявила Людочка, заранее готовая к негативной реакции. — Хотелось бы продолжить его.

— По-моему, вы заблуждаетесь. Разговор закончился. По крайней мере, с нашей стороны. Вы получили вполне ясное и недвусмысленное предупреждение.

— Я бы так не сказала, — возразила Людочка. — Ваши слова походили на словесную шараду. А я, к сожалению, не умею разгадывать шарады.

— Что же вы умеете?

Вопрос был в общем-то неожиданным, но Людочка не относилась к числу тех, кто лезет за словом к карман.

— Это имеет какое-то значение? — парировала она.

— Будем считать, что да.

— Как любой нормальный человек, я умею очень многое. Например, чистить зубы, принимать душ, причёсываться, зевать, потягиваться, заваривать чай… Дальше продолжать?

— Достаточно. Я не покушаюсь на интимные подробности вашей жизни. Мне лишь хотелось узнать: нравится ли вам выслеживать людей?

— Нет. Кроме тех случаев, когда без этого невозможно обойтись.

— Это не ответ.

— Но и ваш вопрос, простите, не вопрос.

— Ну хорошо. Обратимся к конкретике, которой пока так не хватает нашей беседе. Зачем вы ищете старика?.. Только не надо врать! — звонивший словно спохватился. — Заподозрив неискренность, я немедленно отключусь.

— Отказывая мне в возможности лукавить, вы сами только этим и занимаетесь.

— Не я был инициатором нынешнего разговора. Ответьте, пожалуйста, на мой последний вопрос.

— Хорошо. Но сначала договоримся: на мою откровенность вы ответите своей.

— Я отключаюсь. У вас в запасе ровно пять секунд.

— Прошу вас, подождите! — Людочка сделала коллегам большие глаза, и те дружно закивали — говори, дескать, правду. — Я всё скажу… Только не знаю, как лучше выразиться… У меня есть все основания предполагать, что этот старик совершил преступление.

— Какое преступление? — вопрос был поставлен так, что не допускал уклончивого ответа, и Людочка на мгновение замялась.

Кондаков, закрываясь от мобильника ладонью, прошептал: «Заинтригуй его чем-нибудь, заинтригуй!»

— Какое… — словно бы в раздумье повторила Людочка. — В списке десяти заповедей оно стоит далеко не на первом месте, но ничего более страшного люди ещё не совершали.

— Вы подразумеваете убийство?

— Кажется, я выразилась достаточно прозрачно.

— Но недостаточно определённо. Грехом является —1Ишь убийство ближнего своего. Убийство врага есть не грех, а доблесть. По крайней мере, так полагали люди, писавшие Ветхий завет. Или вас больше интересует не нравственная, а юридическая сторона этой драмы?

В вопросе ощущался скрытый подвох и Ванечка приложил палец к губам, а Кондаков опять зашипел: «Пофлиртуй с ним немного, пофлиртуй!».

Сдержанно кивнув коллегам, Людочка продолжала:

— Ваша словесная эквилибристика звучит как глумление над памятью человека, который был очень дорог мне.

— Вот как! — похоже, что неизвестный смутился. — Простите великодушно. Дело принимает несколько иной оборот… Возможно, теперь я даже знаю вас, пусть и понаслышке… И вам известны причины смерти Рудольфа Павловича?

При этих словах Кондаков показал Людочке большой палец, а Ванечка прикрыл ладонью рот, чтобы заглушить торжествующий выкрик.

Грозя им кулаком, Людочка скорбным голосом сказала:

— В общих чертах. И хотя эту смерть нельзя назвать случайной, убили его в общем-то ни за что. Просто на всякий случай. Согласитесь, это несправедливо… Я честно ответила вам и жду взаимности. На чьей вы стороне? — вдруг взмолилась она. — Если на стороне врагов, то нам и говорить не о чем!

— Безусловно, я на стороне погибшего, — голос неизвестного дрогнул. — Но это вовсе не означает, что мы союзники.