Дмитрий Янковский - Разбудить бога

Немного устав, я решился на короткий активный рывок, и в течение нескольких секунд, прикрывшись длинным веером очереди по окнам, преодолел сразу метров десять, значительно сократив расстояние до терем., До него оставалось метров пятнадцать, не больше. Я уже видел, что из подоконников от моих попаданий торчат длинные острые щепки. Такая близость укрепления противника, с одной стороны, давала мне некоторое преимущество — довольно трудно стрелять из окон вниз под острым углом, приходится высовываться, что опасно. Но с другой стороны, и я оказался ограничен в маневрах, поскольку бросаться на землю уже было нельзя — это увеличивало площадь тела, доступную для попадания сверху, а следовательно, увеличивало вероятность попадания. В арсенале оставались только петли и прыжки, а этого, извините, мало. Но, честно говоря, у меня уже возникла уверенность, что я все же пройду, а она дорогого стоила. Она мне прибавляла сил, эта уверенность, хотя я запыхался уже, как бешеная собака на двенадцатой версте.

И тут меня все же достала одна из пуль. Она ударила сверху, в левое плечо, пройдя сантиметров десять сквозь мясо, а потом вылетела и продолжила траекторию до земли. Удар был страшным — я такой боли давненько не испытывал, поэтому невольно вскрикнул, чуть не выронив пулемет. Все же автоматная пуля — страшная вещь. Попадая в мягкие ткани, она уже через пару сантиметров теряет устойчивость и переворачиваться хвостовой частью вперед. Причем перевернуться полностью не успевает, поскольку скорость очень большая, да так и проходит весь раневой канал почти под девяносто градусов к линии входа, продолжая заносить задницу. В результате в тканях образуется временная раневая полость раз в десять больше калибра, а затем ударно схлопывается, приводя к значительным внутренним ушибам и разрывам. Если попадание приходится в цельный внутренний орган, например в печень, то пуля полностью его разрушает.

В общем, ощущение было похуже, чем от удара в плечо лопатой со всего размаху. У меня слезы из глаз брызнули — создалось ощущение, что какая-то зараза намотала на руку все нервы в руке, а затем с силой и не без удовольствия дернула. Завертевшись волчком, я чуть сам себе не шарахнул очередью по ногам. Но, наверное, это неожиданное изменение траектории спасло меня от остальных пуль — продолжая двигаться фигурами вальса, я спиной влетел на ступени крыльца и прижался к дверному косяку. Даже то, что о ступени я как следует шарахнулся поясницей, не шло по ощущениям ни в какое сравнение с попаданием пули. Обычно боль от удара имеет некий пик, а потом хоть немного утихает, но здесь было наоборот — боль с каждой секундой усиливалась. Я стиснул зубы и глухо завыл, не в силах сдерживаться.

Но, как бы там ни было, моя цель оставалась внутри, так что хочешь не хочешь надо было входить. Я дал очередь наискось через дверь, на тот случай, если там кто-то меня поджидал, потом прицельно пальнул в засов и добавил ногой, распахнув ее настежь. Влетев внутрь, чуть не споткнулся о труп — значит, очередью подстраховался не зря. Странно, но думал я в это время только о том, что после пробуждения мне предстоит такое же ранение. Это меня настолько выбило из колеи, что я еле заставлял себя двигаться. Но двигаться было надо, от этого зависела не только моя жизнь.

Пулемет — хорошая штука. Вооружившись им, имеешь стопроцентное преимущество в деревянных строениях, поскольку пули его настолько энергичны, что пробивают перекрытия от подвала до чердака. Главное — оказаться внутри, поскольку внешние бревенчатые стены такому оружию не по силам. Так что я не стал подниматься по лестнице, а веером очередей прошелся вдоль стены, пытаясь достать тех, кто остался у окон. Сверху на меня посыпался мусор и мелкие щепки, раздался громкий вскрик и ответная очередь. Я саданул уже более прицельно — что-то глухо покатилось по полу. Прислушавшись внимательнее, я уловил наверху еле слышный скрип половиц и добавил еще. Сверху через пробитые отверстия полились струйки крови. Из брезгливости я отшагнул, стряхнул алые капли и уже смелее направился к лестнице на второй этаж. Рука ныла чудовищно, словно пьяный хирург пытался ввернуть мне штопор в кость. Зато никто уже по мне не стрелял.

Алису я нашел без труда. Она лежала на кушетке в специально оборудованной для пыток комнате на втором этаже. Хотя назвать это просто кушеткой было бы некорректно. Было в ней что-то от средневековых пыточных орудий и одновременно от гинекологического кресла в подпольном абортарии, С отвращением я разглядел стоявший в углу генератор для сварочного аппарата и отвратительные инструменты на полочке, самым приятным из которых был гвоздодер из хозяйственного магазина со следами свежего солидола.

Алиса была полностью обнажена, а тело ее хоть и выглядело побледневшим, но я не заметил на нем катастрофических повреждений, если не считать пары серьезных ожогов на животе. Она молча дрожала и бессмысленно пялилась на меня зелеными глазищами. Либо ее накачали наркотиками, что вряд ли, поскольку пытки тогда по фигу, либо она находилась в достаточно глубоком болевом шоке. Это было больше похоже на правду. Волосы у нее на лобке обгорели и съежились, и это произвело на меня впечатление гораздо более сильное, чем ожоги на животе. Мне стало как-то особенно приятно, что я тут всех убил. И хотя Алису, скорее всего, пытал не сам Кирилл, а кто-то из защитников здания, Кирилла мне теперь тоже очень хотелось убить. Даже больше, чем унять боль в руке.

— Ну вот я и добрался, — сказал я, доставая из кармана нож и разрезая ремни, которые удерживали напарницу в неподвижности. — Тут ребята меня задержали немного, но я очень спешил. Ничего, теперь все будет нормально, Все хорошо теперь будет, вот увидишь.

Она молчала. Я видел, что ее трясет от нервного напряжения, а потому продолжал говорить, зная, что ей надо дать время прийти в себя и вытащить из этого состояния. Водки бы нам обоим употребить — было бы самое то.

— Водки бы, — посетовал я. — Видишь, меня тоже порядком зацепило. Болит просто сил нет. Может, ты меня как-нибудь загипнотизируешь? Хотя нет. Сейчас у тебя вряд ли получится. Да к тому же и мне надо быть в трезвом уме и здравой памяти. Или, может быть, наоборот? Но до чего же болит, зараза!

Плечо непомерно распухло, так что, справившись с освобождением Алисы, я отрезал рукав. Рана выглядела ужасно, да и кровь лилась будь здоров, так что некоторое время я был занят оказанием себе первой помощи. На помощь Алисы рассчитывать не приходилось, На самом деле ей самой не помешала бы сейчас квалифицированная врачебная помощь. Но что скажут врачи, обнаружив у нее в теле живую грибницу? Я прямо даже не знал, Да и не было тут врачей.