Андрей Плеханов - День Дьявола

– Вот он, оскал капитализма, - констатировал я. - Не дают человеку проявить свои истинные чувства. Скажи своему дяде, чтобы не лишал его премиальных. Он, в конце концов, не виноват!

– Вы - противный обманщик! - заявила Цзян. - Вы можете есть палочками. И вы будете есть ими…

– Буду, - я кивнул головой. - Но только в одном случае. Если ты, солнышко мое, перестанешь называть меня на «вы». Потому что я вздрагиваю каждый раз, когда ты произносишь свое «Usted» [«Вы», вежливое обращение в Испании.]. Мне тогда кажется, что мне уже лет шестьдесят. Ты будешь называть меня рог tu [На «ты» (исп.). ], и немедленно. Иначе я такое представление здесь устрою, что тебя сюда больше пускать не будут, даже несмотря на протекцию твоего замечательного дяди Сяопина!

– Сяо Mина…

– Неважно.

– Хорошо, - произнесла она неуверенно. - Я буду звать… тебя… на «ты».

Это был замечательный вечер. Честно говоря, я устал выпендриваться и мирно доел палочками все, что было у меня в тарелке, а потом доел и то, что было в тарелке у Анютки, потому что порция была слишком велика для ее хрупкой фигурки. А потом мы заказали десерт - жареное мороженое и ягоды личжи в сиропе. В ресторане все успокоились и перестали разглядывать меня, поняли, что на сегодня представление закончено. А мы сидели с Анюткой и разговаривали. Я даже получил разрешение на стаканчик виски. Мне стоило больших трудов разъяснить моей Анютке, что сухое вино меня не забирает и мне нужно что-нибудь покрепче. И что доза в двести граммов не является для меня смертельной, потому что я русский, а не китаец.

– Анюточка, - сказал я, нежно гладя ее руку. - Прости меня. Я обидел тебя сегодня днем?

– Нет, что ты! Это я глупая. Мне просто очень нужен кто-то. Я, конечно, могу приехать сюда, в этот ресторан - здесь мой дядя и некоторые другие родственники. Но это далеко. Ты знаешь, в нашем городке, Ремьендо, у меня совсем нет друзей. Мне бывает очень грустно.

– А китайские рестораны? По-моему, в Ремьендо их полно. Значит, должны быть и китайцы.

– Это другие китайцы. Они не из Народной Республики. Они из Сяньгана [Гонконг.]. Они живут здесь давно. У них европейские имена, и они смеются над нами.

– Понятно… - Я сделал глоток и плеснул виски Анютке в ее стакан из-под сока. - Давай выпьем.

– Я не пью. - Цзян смушенно улыбнулась, махнула рукой. - Я не буду.

– Будешь. - Наверное, я был уже немножко пьян, и мне, по русской привычке, обидно было, что кто-то не хочет со мной пить. - Это нетрудно. Только надо сразу. Залпом, понимаешь?

– Я знаю, - вдруг сказала она. - Я видела, как ты пьешь. Никто больше так не пьет. Ты поднимаешь голову и выливаешь в себя сразу все, что есть в стакане. Это русские так пьют?

– Да. - Я ощутил вдруг гордость за великую русскую нацию. - Главное - правильное дыхание. Иначе задохнешься. Выдыхаешь весь воздух, запрокидываешь голову и вместе со вдохом выпиваешь. Точнее - вливаешь. Ты правильно сказала - это должно литься прямо в твою глотку. Беспрепятственно.

– Я тоже так выпью. Только… - Она замялась. - Я в кино видела. Там пили, когда начинали говорить рог tu. И целовались…

– Это называется «выпить на брудершафт». - Я взял стакан в руку. - По-испански - рог fraternidad. Понимаешь? Мы с тобой как брат и сестра после этого будем.

– Да… - Анютка порозовела. - А что, после этого можно только как брат и сестра? И ничего больше нельзя? Ну, понимаешь…

– Понимаю. - Я с размаху чокнулся с Анюткиным стаканом так, что он едва не развалился, и влил бурую жидкость в глотку.

А Анютка… Она сделала точно так же. Она оказалась хорошей ученицей. Она даже не захлебнулась, хотя пила виски в первый раз в жизни. Только глаза у нее полезли из орбит, и она схватилась за горло.

– Ой! - прошептала она. - Я не думала, что это так сильно. У меня голова кружится.

– Поцеловаться забыли, - хрипло сказал я.

А потом встал, перегнулся через стол и поцеловал ее в губы - по-настоящему. Так, чтобы помнила этот поцелуй всю жизнь. Губы Ань Цзян были немножко сладкими, у них был слабый вкус базилика. Они были нежными. Она ответила мне, ответила со страстью. Хотя, может быть, это был первый поцелуй в ее жизни.

Надеюсь, дядя Сяопин, или как там его звали, не наблюдал за нами в этот момент из-за портьеры.

А потом я шлепнулся на свой стул, высокий стул из плетеного бамбука. Я сидел, откинувшись на спинку, и голова моя кружилась. Наверное, не меньше, чем у этой китайской девочки.

Но я справился с собой, потому что я еще любил другую девушку - ту, что сбежала от меня. Я знал, что еще увижу ее. Я знал, что, когда я увижу ее, брошу все на свете. И я не хотел предавать Ань Цзян - Анютку, милую девочку семнадцати лет, так зависящую от меня.

Я обнаружил на столе недоеденный салат, вооружился палочками и начал его жевать. Неспешно.

Глаза Анютки плавали. Нужно было срочно приводить ее в чувство.

– У тебя есть novio [Парень, жених (ней.).]? - спросил я.

– Novio? - Анюта медленно возвращалась на грешную землю. - Нет. То есть… Дядя Сяомин познакомил меня с одним китайским парнем. Его зовут Чэнь, он скоро получит гражданство. Дядя сказал, что он хороший жених для меня. Мы должны пожениться через два года, и тогда я останусь в Испании.

«Я твоему дяде голову оторву», - подумал я. И ничего не сказал, потому что дядя был абсолютно прав. Они почему-то всегда правы, эти дяди разных национальностей, проживающие на территории Испании.

– Тебе он нравится, этот Чэнь?

– Нет. Я и не видела его почти. Он такой… обычный. Мне нравишься ты.

– А я - необычный? - я смотрел на Цзян пьяноватым взглядом из-под полуприкрытых век.

– Ты - самый лучший. Ты даже не представляешь, какой ты! Я один раз слышала, как наши девчонки в раздевалке тебя обсуждают. Они такое говорили… Неприлично даже. Ты представляешь, они все в тебя влюблены!

– Представляю…

Ничего необычного здесь не было. Девчонки, разговоры… Все было, как обычно. Только одно было не как всегда. Анютка, судя по всему, была влюблена - в меня. И я был влюблен - это было моей болезнью. Увы, влюблен, и увы, не в Анютку. Такой вот любовный треугольник с одной отсутствующей стороной. Где носило эту отсутствующую сторону, одному Богу было известно.

– Ты когда-нибудь занималась любовью? - Я не смотрел ей в глаза, чтобы не смущать.

– Что ты имеешь в виду? Трахаться?

Я слегка поперхнулся салатом. Из всех испанских слов, обозначавших определенное действие, непосредственная Анютка выбрала именно это - не самое приличное.

– Да. Откуда ты знаешь это слово?

– Знаю. Это любимое слово наших танцовщиц. - Она опустила взгляд. - Я никогда не делала это. Правда.

– Ты - virgen [Девственница (исп.). ]?

– Да. Но…

– Это хорошо.

Это было хорошо. Потому что это решало многие проблемы.