Светлана Прокопчик - Корректировщики

— Что?

— Олька замок сломала. Ключ застрял. А родители с братьями на дачу укатили.

— Ладно, сейчас посмотрю.

Моравлин соседскую дочь недолюбливал. Алина, ее мать, как-то пожаловалась его жене Лиде, что девочка — трудная. Причем трудная не в том смысле, какой вкладывают в это слово работники детских комнат в милиции. Скорей всего, девочка была упряма и своевольна. С семейством Моравлиных Оля всегда была вежлива, да и вообще про нее говорили, что девочка очень воспитанная, строгих правил. Вроде бы не за что ее не любить, мало ли что там мать про собственного ребенка думает. И все же Моравлин ее не любил. Радовался, что его собственная дочь, Ирка, с соседкой видится редко для возникновения дружбы: Оля ходила в школу на Гоголевском бульваре, в Старом Центре, а Ирка — здесь, в Дубне. Но, поскольку Моравлин был нормальным человеком, он себя чувствовал виноватым за эту необоснованную неприязнь, а потому никогда не отказывал девочке в помощи. К счастью, помогать ей требовалось редко.

Сейчас она сидела на лестнице, подтянув коленки к подбородку, снизу вверх глядя в лицо Моравлину. Для своих пятнадцати лет выглядела вполне сформировавшейся девушкой, никаких тебе плоскостей или торчащих мослов. А лицо — детское. Наивное, и взгляд доверчивый. Моравлин в очередной раз поразился собственной прихотливой душе — ну что б не умилиться вместо антипатии-то? — и склонился над замочной пластиной. Вздохнул: замок был сломан на удивление качественно. Если его вскрывать сейчас, то надо или сразу ставить новый, или жить с открытой дверью.

— Когда твои родители приезжают? — спросил через плечо.

— Послезавтра.

Моравлин выпрямился, потер нывшую поясницу:

— У нас два дня поживешь. Отец приедет, замок поменяет.

Она последовала за ним без звука. Ирка уже успела предупредить мать. Лида заглянула к нему в ванную, когда он мыл руки:

— Ваня, завтра Илья приезжает.

Ч— черт, подумал Моравлин, совсем забыл. То, что Ирка может подружиться с соседкой, еще полбеды. А если сын увлечется? И не скажешь, главное, ничего: Илья как раз в таком возрасте, когда все подростки перечат родителям, что бы те ни говорили. Но тут же Моравлин опомнился: девочка еще ничего плохого не сделала, а он уже готов ее ненавидеть. Просто за то, что она живет рядом, а у него -двое детей.

— Ну и что?

— Куда мы девочку положим? У нас же нет свободной комнаты.

— К Ирке. Ничего страшного. Не оставлять же ее на лестнице, правильно?

Лида пожала плечами и вернулась на кухню. Когда Моравлин, страшно довольный одержанной над своим эгоизмом победой, зашел на кухню, то увидел идиллическую картину: две девчушки, блестя глазами, уплетали домашнее печенье, прихлебывали чай и шумно делились свежими сплетнями.

— А завтра мой брат приезжает! — выпалила Ирка. — Я тебя с ним познакомлю, обязательно. Мам! А знаешь, что Олька говорит? Что она пять лет назад видела во сне, как разбивается маршрутная платформа, и мальчику оторвало ноги. А на следующий день все так и было, только мальчик остался невредим.

Моравлин не донес чашку до рта. И хорошо, что не донес. Потому что поперхнуться горячим чаем было бы вовсе некстати. Посмотрел на соседкину дочь:

— И ты видела эту аварию? Потом, не во сне?

Оля кивнула.

— И что ты видела?

— Мы с мамой шли по аллее, навстречу ехал мальчик на велосипеде. Я ему закричала, чтоб он остановился, — я же видела во сне, что платформа упадет на него. Если б он остановился, платформа бы его не задела. Он поехал дальше. Тут она начала падать, а велосипед упал. Ну, вот. С мальчиком ничего не было.

Моравлин посмотрел на жену. Лида на него.

— А твой брат завтра не приедет, — вдруг сказала Оля.

— Почему? — расстроилась Ирка.

— В самом деле, почему? — стараясь, чтобы голос звучал беззаботно, спросил Моравлин.

— Потому, что мне очень хочется посмотреть, тот это мальчик, или не тот, — сказала Оля серьезно. — А когда мне чего-нибудь очень хочется, никогда так не бывает. — Посмотрела на них, поняла, что расстроила. — Да вы не волнуйтесь, он приедет, только не завтра. Через четыре дня.

Моравлин услышал, как жена с облегчением перевела дух. Поморщился: знала бы эта девочка, что стоит за каждым вроде бы обычным для подростка нарушением обещания приехать… Каждый раз, когда сын не приезжал на каникулы или задерживался в Селенграде хоть на день, не предупредив, Лида теряла сон. Она не могла усидеть на месте. Она становилась похожа на тень. А Моравлин чувствовал себя крайне погано, потому что вот от этой беды свою семью уберечь не мог. Не мог даже утешить жену, пообещав, что с Ильей все будет в порядке, его поддержат, ему помогут, когда начнется инициация. Никакие обещания не имели силы, если речь шла о Поле.

— Значит, через четыре дня познакомитесь, — решила Ирка.

Оля покачала головой:

— Я в понедельник в стройотряд уезжаю.

Звякнул телефон. Моравлин дернулся, но жена опередила. Извинившись, с несвойственной ее комплекции резвостью она выскочила в коридор, притворив за собой дверь, чтоб разговор не был слышен, через несколько минут показалась на пороге кухни, позвала мужа:

— Ваня, зайди в комнату.

Обе девочки смотрели удивленно. Моравлин развел руками, мол, так надо, и вышел. Лида торопливо вытирала катившиеся слезы.

— Все в порядке, — быстро сказала она, — это я просто от волнения. Илья звонил. Он прилетает во вторник. С сессией затянул, хвосты досдать надо.

Моравлин аккуратно сел. Сам был прогнозистом, сам умел предвидеть будущее — но задержку сына не чувствовал. А тут — соседская девочка, понятия не имеющая о методах работы с Полем, без колебаний предсказывает не только задержку, но и указывает ее длительность.

— Знаешь, я ведь только сегодня поняла, откуда мне Алина знакома. Я ее еще когда впервые у лифта встретила, поразилась: думаю, знакомы, а откуда — непонятно. Сейчас поняла.

— И откуда? — машинально спросил Моравлин.

— Это действительно та авария. Да-да, я вспомнила. Алина присматривала за Ильей, когда мы приехали, я помню, она еще сказала: “Илья, посмотри, не твоя мама?” Потом сказала, что он очень на меня похож, потому она сразу поняла.

— Значит, как минимум второе предсказание… — Встал, вернулся на кухню, сел напротив Оли: — И часто у тебя так?

— Что?

— Предсказания.

Она пожала плечами. Надо же, удивился Моравлин, похоже, что она совершенно не волнуется из-за своей паранормальности.

— Когда как. После той аварии два года ничего не было. Даже грибы искать разучилась. У меня ж все с грибов началось. Я их очень люблю, и все время хотела знать, где они вырастут. Иногда угадывала. Искать научилась. А потом все остальное узнавать стала. Иногда во сне вижу, иногда просто знаю, вот, как сейчас. Только мне никто не верит, что я это могу. Даже мама.