Дэфид Хью - DOOM: По колено в крови

Конечно же, у Арлин еще масса всяких достоинств — как я уже говорил, котелок у нее варит что надо. Такие люди всегда редкость, даже в частях легковооруженных десантников, и мне трудно было допустить самую мысль о ее потере. Я приглашал Арлин на концерты, которые иногда давали в полку, а она водила меня в кино на старые фантастические фильмы. Иногда мы вместе немного поддавали, время от времени резались в покер. Правда, шансы ее обставить у меня были только тогда, когда я капли в рот не брал и был холоден как лед.

Как-то ночью мы набрались до такого состояния, что кинулись в объятия друг друга. Но оба испытали от поцелуев неловкость — мы ведь друзья, а не любовники.

Потом у нас было достигнуто молчаливое соглашение о той ночи не говорить. Наоборот — чтобы доказать дружеское расположение, Арлин начала знакомить меня со своими подругами. Все они девочки как на подбор, и каждой хотелось сделать одолжение подружке, погуляв с ее приятелем. Я особенно не брыкался, но платить Арлин той же монетой за заботы не собирался.

Однажды она сказала мне, что очень хотела бы скопить денег, чтобы со временем поступить в колледж. Я за это зла на нее не таил, желая ей только хорошего.

Самого лучшего. Эта мысль вдрызг разнесла мое мечтательное настроение. Что было лучшим для Арлин теперь, в этом проклятом месте? Смерть, я так думаю. Все что угодно лучше серой плоти, сухих, немигающих глаз и ходьбы на негнущихся ногах.

— Нет, — вырвалось у меня, — она ни за что в жизни не позволит превратить себя в одну из этих тварей.

А что, если с ней сделают такое после смерти?

Я встал, тяжело дыша, решив снова заняться делом. Прежде всего мне нужны боеприпасы. Безумная пальба опустошила магазин одной из винтовой «Сиг-Кау» и вывела из строя механизм подачи патронов. Теперь ее можно использовать разве что только в качестве дубинки, поэтому я оставил ее на полу. Ни у кого из зомби не было оружия для ведения прицельного огня. С одной стороны, это плохо, поскольку не оставляло мне шанса сразу отключать врагов, пуская им в головы по три-четыре пули. Здесь мог бы очень пригодиться оптический прицел. Однако, с другой стороны, если бы у них имелись одна-две винтовки для прицельного огня — скажем, М-220 «Догчоп-пер», — которые находились на вооружении в нашем подразделении, я был бы уже избавлен от всех забот, в том числе об оружии и боеприпасах.

Я рассовал несколько найденных полных магазинов по карманам и перезарядил обе исправные винтовки. Запасаться еще одной «Сиг-Кау» не было никакого смысла. Мне бы сейчас совсем не помешала та мощная пушка, с которой обычно против повстанцев ходила Дардье — если бы, конечно, не пришлось для этого вырывать оружие из ее окоченевших пальцев, пробив для этого дырку в красивой, светлокудрой головке.

Пройдя по усеянному трупами коридору и миновав еще два поворота, я набрал столько боеприпасов, сколько мог с собой унести, не громыхая ими при этом, как средневековый рыцарь доспехами. Нам всем полагалось иметь шлемофоны, чтобы мы могли поддерживать между собой постоянную связь, но мне не удалось обнаружить ни одного — это было весьма подозрительно. Я также не заметил нигде ни «ЕЛФ», ни «МилДэйтаБэйсиз»: не было вообще никаких средств связи, которые могли бы служить для передачи информации о той дьявольщине, что здесь творилась.

Склонясь над каждым трупом, я внимательно вглядывался в их черты, но пока не находил ту, которую искал… По крайней мере, хоть это обстоятельство вселяло надежду.

Наткнувшись еще на двух зомби, я даже испытал нечто вроде облегчения. Теперь, когда было ясно, что надо делать, это стало уже своего рода упражнением. Я «убил» только одного из них, а у второго я сначала выбил из рук винтовку, а потом прострелил колени и бедра — он нужен был мне живым, чтобы получить ответ на некоторые вопросы перед тем, как я разнесу ему пасть с желтыми зубами.

Раньше я его не видел — когда-то это был мужчина, скорее всего, служащий Корпорации. Но у него не осталось даже тех остатков разума, которые теплились в мозгу женщины-зомби. Я дал ему возможность какое-то время побормотать:

— Большие, они идут, огромные, Ворота — это ключ, убьют, убьют, всех убьют, они идут, идут убить вас всех, Ворота — это ключ, ключ, ад и дьяволы — это ключ, идут сквозь Ворота… Фобос! Страх, страх, страх, страх, страх! Приходят на Фобос, приходят с Фобоса, пересекают Стикс, подминают Стикс, Стикс — это ключ.

Я ждал, пока зомби не кончит повторяться, но он твердил одно и то же, как заезженная пластинка. Напуганный сильнее прежнего, поддавшись безотчетному внутреннему импульсу, я помог ему освободиться от той беды, в которой он оказался (и себе, кстати, тоже).

Потом я спрятался за темным выступом коридора и принялся молиться, чтобы меня не заметил еще какой-нибудь недоумок с прибором для ночного видения. Мне нужно было время, чтобы переварить услышанное.

Единственная полоска чертовски яркой люминесцентной лампы в центре потолка мигнула и погасла; от всей осветительной системы осталась только аварийная лампочка. Отбрасываемые ею длинные тени, как призраки, подбирались ко мне со всех сторон. Но ни запаха гнилого лимона, ни звуков невнятного бормотания не было… только где-то вдали раздавались странные щелкающе-стрекочущие звуки, как будто их издавал осипший дельфин. В данный момент, как мне казалось, я находился в безопасности.

С Фобосом все прояснилось — они здесь, на базе Фобоса. Они прибыли на Фобос… но что же означали слова о том, что они приходят с Фобоса?

Я снова почувствовал, как к горлу подкатила тошнотворная волна, а мурашки пробежали по телу с такой силой, что, казалось, барабанили по костям… Если зомби и вправду не знают разницы между прошлым, настоящим и будущим, тогда, может быть, эта тварь хотела дать мне понять, что не Фобос — конечная цель вторжения; ведь они собирались пересечь Стикс — реку мертвых в греческой мифологии.

А что находилось на противоположном ее берегу? Ад, наверное, что там еще быть могло? Подземное царство — Гадес. Стоп! Ну-ка напряги мозги — если ты выходишь из ада, то есть, когда снова «пересечешь Стикс», то окажешься в…

Их целью была Земля. Твердь земная. Наша чудная колыбель человечества, дом наш обетованный.

Я вполне допускал, что Господь скоро упокоит мою душу. После четырех лет, проведенных в католической школе, которой управлял отец Бартоломео из Ордена иезуитов, я полагал, что свою норму молитв за это время отчитал сполна на всю оставшуюся жизнь. Поэтому не было ничего удивительного в том, что за четыре года армейской службы, три из которых я провел в морской пехоте, я ни слова не произнес в адрес Вседержителя, хоть Он, может, и был готов их выслушать.