Сергей Чекмаев - Анафема

Участковый, битый-перебитый капитан предпенсионного возраста, родителям записку не показал, отнес начальству. А ОВД «Тимирязевский» по стечению обстоятельств как раз оказался одним из тех, где по недавнему распоряжению главы московского ГУВД проводился эксперимент. В целях укрепления сотрудничества полутора десяткам московских ОВД придали контроллеров из Анафемы — по одному на отделение — для связи и — негласно — для наблюдения.

Вот таким образом группа Чернышева вместе с работниками наркоконтроля и заинтересовалась скромным охранником.

Быстро выяснилось, что Гафауров снабжал школьников товаром как раз на переменах — вместе с сигаретой, которой его якобы угощал старшеклассник, а на самом деле — клиент, охраннику передавали деньги. На следующей перемене все происходило в обратном порядке: теперь угощал Гафауров. Табак в сигаретах заранее заменялся анашой. Среди его клиентов было много девчонок. Несколько раз «провожая» Гафаурова до дома, Савва и Даниил замечали школьниц, приходивших к охраннику домой. Зачем? Савва знал наверняка — не все долги Гафауров получал деньгами. Даниил, святая душа, считал, что девчонки ходят к охраннику всего лишь за новой дозой, и Корняков его не разубеждал.

Благодаря одной из девушек, которая не могла без содрогания вспомнить потные лапы дилера, и удалось снять непростую схему обмена «деньги-товар» на скрытую камеру.

Сам того не подозревая, Гафауров дохаживал на свободе последние дни. Но его решили раскрутить до конца. Сменяясь, эмвэдэшная наружка и Савва с Даниилом отследили, у кого охранник получает товар. А Чернышев через своих осведомителей потянул цепочку дальше. Теперь оставалось только взять дилера с поличным — обычно в конце недели он встречался с мелким оптовиком по кличке Кислый, отдавал выручку и брал новую партию наркоты. Они осторожничали, каждый раз назначая встречу на новом месте, да и время выбирали разное.

Но вчера не без помощи буйно скупавших «сигареты» школьников — на вечер намечалась дискотека — у Гафаурова кончился товар. Да еще две отвязные девчонки из одиннадцатого «б», постоянные клиентки, попросили «чего посильнее», коку, например.

— Трава совсем не забирает! — пожаловались они.

Хорошая афганская анаша в последнее время сильно подорожала, да и доставлять ее становилось все опаснее. Правда, Кислый намекал, что скоро будет новая поставка из Средней Азии, но пока снабжал Гафаурова только подмосковной травой и лишь иногда, по особому заказу, доставал для него кокаин. Охранник пообещал девочкам принести товар завтра, а потом долго перекидывался с кем-то эсэмэсками. Их удалось перехватить. Содержание оказалось вполне невинным — любвеобильный кавалер договаривался о встрече со своей пассией. Называя ее «милой», а два раза — даже «ласточкой».

— Угу, — сказал тогда Артем. — А у ласточки в клювике кроме милой «дури» еще и две дозы кокаина. Слишком простой код. Если бы догадывался, что за ним следят, использовал бы другой.

Чернышов приказал Савве проводить Гафаурова до встречи с Кислым, заснять обоих, по возможности взять охранника с поличным. Одновременно с этим группа захвата окружала и брала штурмом дом хозяина — неприметный коттеджик на Загородном шоссе. Остальное — дело техники. Новая цепочка сбыта наркотиков только образовалась — хозяин сам принимал гостей из Средней Азии, доставлявших ему товар, и через неуловимых мелких курьеров распределял его по дилерам вроде Кислого.

Гафауров вышел за ворота школы, огляделся, снял форменное кепи, вытер лоб и повернул направо, по обычному маршруту. Только сегодня он шел быстрее обычного — торопился. Солидное брюшко, перетянутое ремнем, колыхалось в такт шагам, сальные глазки бегали по сторонам, обшаривая лица прохожих.

Савва достал рацию.

— Артем, это я. Клиент вышел из школы, двигается по направлению к метро.

— Хорошо, — сказал Чернышев. — Сав, у нас небольшая поправка: в аэропорту взяли курьера — резиновый мешок, который он заглотил, порвался в желудке. Сейчас его откачивают.

— Ну и <���…> с ним! — оглянувшись на Даниила, рыкнул Корняков. — Плакать не буду!

Инок только вздохнул. Выговаривать Савве за ругань, богохульства и гнев он уже устал.

«Господь наш, Вседержитель, ты все видишь, прости ему сказанное в сердцах. Не со зла он».

На покаянии отец Сергий опять пожурит Корнякова, тот раскается, бросится замаливать грех. С чистым сердцем, а не для того, чтобы умаслить исповедальника и быть допущенным к причастию. При всех его грехах одного было у Саввы не отнять — своеобразной честности. Врать своим он не хотел, да и не умел, наверное.

За последние месяцы Даниил хорошо изучил и Корнякова, и Артема.

Странно, но он почти смирился с крамольной мыслью: не обязательно верить в Господа, чтобы честно служить Ему. Чернышев называет умение хорошо делать свою работу долгом и честью офицера. Что ж, его заблудшей душе достаточно такого объяснения. Савва, не желавший противиться плотскому греху, ругатель, а иногда даже и богохульник, не задумываясь рисковал своей жизнью при штурме гнезда сатанистов и совсем недавно — во время захвата секты «Сестринства».

Потому, что не мог больше терпеть нечестивых ритуалов, чужой боли и страха, издевательств над людьми.

Потому, что ненавидел подонков, способных ударить женщину.

Потому, что сам познал пытки и не желал их никому.

Он хотел встать на пути зла и сделал это.

Если все-таки случится вселенская битва между Добром и Злом, то в ряды Небесного воинства встанут не только праведники и святые угодники. Люди, обычные люди со своими недостатками и проблемами, мелкими грехами, но все еще верящие в добро и справедливость… Люди, чей незаметный со стороны ежедневный труд или редкие вспышки благородных поступков никак не дают этому миру скатиться в пропасть Абсолютного Зла. Не дадут и в тот день, когда местечко Армагеддон станет полем Великой Битвы.

Иногда Даниил пытался решить: кто же больше достоин Царствия Небесного. Артем Чернышев, не верящий в Бога, но отдающий всего себя борьбе с несправедливостью? Старший контроллер часто засиживался на работе допоздна, не требуя взамен какого-то особого вознаграждения. Может быть, Савва, полный неискоренимых пороков и греховных мыслей, но при этом смелый и неистовый воин, поклявшийся уничтожать зло? Или он сам, скромный инок, пока ничем не зарекомендовавший себя в Анафеме?

Выходило так, что, несмотря на крепость веры, смирение и блюдение себя в чистоте, сам Даниил не больше, а может, и меньше своих напарников служил Господу. Сказано же: «воздастся каждому по делам его», но пока инок чувствовал себя в Анафеме обузой.