Юрий Брайдер - Дисбат

— Ну так пусть и снимет! Если кто-то по дурости чересчур тесный сапог надел, неужели его снять нельзя? Или лучше всю жизнь в кровавых мозолях ходить?

— Ты упрощаешь! — Грошев так разволновался, что чуть не опрокинул недопитый стакан. — Хотя нет… Если хочешь, продолжим твою аналогию. Ногам тесно, зато в каком-то смысле спокойнее. В таких сапогах зря не побегаешь. Голове забот меньше. Если что-то делать не хочешь, всегда можно на неудобную обувь сослаться. Заднице это все вообще безразлично.

Она знай себе функционирует. Брюху — тем более. Давали бы жрать вовремя…

— Короче говоря, разброд в обществе?

— Еще какой!

— Позиция брюха и задницы мне ясна. Но вот голова… Она ведь должна все понимать. От малоподвижного образа жизни брюхо рано или поздно разжиреет. В заднице появятся геморроидальные шишки. Детородный орган атрофируется, извини за грубость. — Это извинение в основном относилось к Дашке. — Да и жратва сама собой в гости не придет. За ней бегать надо. В крайнем случае, ползать. В конце концов наступит полный крах организма. И голова, то есть вы, мыслители, элита, так сказать, общества, должна это предвидеть. Пожертвовать сапогами! Возможно, даже вместе с ногами…

— Со стороны учить хорошо! — Грошев уже входил в раж, что раньше за ним не замечалось. — А ты такое выражение знаешь: «Поставить все с ног на голову»? Это про нас! Не позволено нынче голове думать. Оказывается, что пятка для этого лучше подходит. Всех чересчур умных к ногтю! Нужны не умные, а исполнительные. Не образованные, а послушные! Это как наваждение какое-то! Дурман! Я сам ничего не понимаю! Воевода как заколдованный. Ему абсолютно все с рук сходит… Нагло лжет, а ему верят. Потом от своих слов отречется, и ничего не докажешь. Развалил все, что мог, а считается — добился успехов. Прежних начальников со свету сжил, кстати сказать, под возгласы всеобщего одобрения и везде своих опричников поставил. Суд, милиция, прокуратура — все в его руках! Если кто-то и не доволен, то даже пикнуть не смеет. Свободу слова придушил…

— Разве она у вас котенок новорожденный?

— Почти что… И вообще, дела у нас неважные. Зря я разоткровенничался… — Он исподлобья глянул на Дашку, словно подозревал в ней потенциального стукача.

— Я вам потом хорошее средство от трусости посоветую, — сказала та почти равнодушно. — А меня можете не бояться. Базарьте себе дальше. Я ведь вас почти и не слушаю.

— Дитя вы еще горькое… В трусости меня укоряете, — запал Грошева несколько поостыл. — А зачем, спрашивается, на рожон лезть? Даже самый прожорливый крокодил не всех рыбок подряд глотает, а только тех, кто возле пасти его вьется… Вы ведь, похоже, местная. Должна знать, что люди у нас бесследно исчезают. И причем при самых загадочных обстоятельствах. Вчера был человек, а сегодня как в воду канул. Официально об этом умалчивается, и никто этих несчастных не ищет.

— Может, какая-нибудь секретная служба шурует? Вроде тонтон-макутов… Помнишь, ты нам еще в институте рассказывал.

— Вряд ли… Какие-то следы всегда должны оставаться. Город-то наш в принципе небольшой. Не Мехико. И не Чикаго. Кто-то что-то должен был обязательно видеть. Все тюрьмы и изоляторы наперечет. Весточка на волю обязательно бы прорвалась. А тут — как отрезало! Причем иногда пропадают совершенно заурядны" люди, никогда никому слова поперек не сказавшие. Вот и трясется каждый за свою душонку. Как овцы в стаде. Живем словно в каком-то заколдованном царстве. Иногда такое ощущение, будто бы время в обратную сторону повернуло. Не вперед мы движемся, а назад. Ладно бы еще, если к лаптям и сохе… А если к людоедству? Даже с природой что-то неладное творится. Телевизор не посмотришь, радио не послушаешь. Одни помехи, будь они трижды неладны… Даже не знаю, что в мире творится.

— К помехам, думаю, ваш Воевода не причастен. Зачем на него зря валить, — возразил Синяков, об этой проблеме уже наслышанный. — Мне и Мартынов на то же самое жаловался. Дескать, затруднен радиообмен между нарядами милиции. Что весьма отражается на продуктивности их работы.

— Гестапо носимыми рациями тоже не пользовалось. Зато как работало! Я про наших бравых гэпэшников уже и не вспоминаю. Вот где сила была!

— Да, не скажу, чтобы ты меня особо развеселил, — хмуро произнес Синяков.

— А ты веселиться сюда пришел?

— Хотелось душу отвести… Проблема у меня одна, понимаешь ли, возникла…

— Уволь! — Грошев сразу замахал руками, словно мух от стола отгонял. — Сам как на пороховой бочке сижу.

— Это я уже понял.

— Впрочем, — Грошев задумался. — Могу тебя кое с кем свести. Есть тут у нас… идейные борцы за справедливость. Правда, это уже подполье. Со всеми вытекающими последствиями, вплоть до уголовной ответственности.

— Пока не стоит. Если только на крайний случай…

— Как хочешь. — Грошев на своем предложении особо не настаивал.

— Предупреждал меня перед отлетом один очень . интересный человек, что не все в этих краях гладко. Вроде бы висят над вашим городом чьи-то злые чары и чуть ли не в преисподнюю его тянут, — задумчиво произнес Синяков. — Но боюсь, я толком так ничего и не понял.

— Неужели ты во всякую мистику веришь? — изумился Грошев.

— А что тут такого?

— Не знаю просто, как и сказать… Раньше ты был человеком, фигурально говоря, приземленным. Слегка даже ограниченным. Дальше голых девок и дармовой выпивки фантазии твои не шли. А тут вдруг про злые чары заговорил, про преисподнюю…

— Жизнь и не в такое поверить заставит.

— Чтобы в преисподнюю поверить, нужно до самого края этой жизни дойти, — произнес Грошев убежденно.

— Или самому там побывать, — возразил Синяков и тут же получил под столом пинок от Дашки.

— Давайте прикроем эту тему, — Грошев явно выдохся. — Баста! Я-то сначала думал, что буду единственным сумасшедшим в этой компании. А тут таких двое оказалось. Или сразу трое? — прищурившись, он глянул на Дашку. — Колдуете, мадемуазель? Прорицаете, гадаете, снимаете сглаз? Наводите порчу?

— Всего понемногу, — скромно призналась Дашка. — А вы про свой сон зря забыли.

— Про какой сон? — тупо удивился Грошев.

— Который нынче ночью видели. Про то, как грибы в лесу собирали. Все маслята, маслята, маслята…

— Верно, — похоже было, что Грошев по-настоящему ошарашен. — Разве я это уже рассказывал?

— Неважно. Только не к добру такой сон. Большие неприятности вас вскоре могут ожидать. Я, правда, нужный заговорчик уже нашептала, да не уверена, поможет ли он. — Дашка встала и потянула Синякова за рукав. — Спасибо за хлеб-соль. Даст бог, еще свидимся. Провожать нас не надо.

— Опять за свое! Что это ты себе позволяешь! — начал возмущаться Синяков, едва дверь грошевской квартиры за ними захлопнулась. — Мы ведь здесь переночевать собирались! Или тебя опять в курятник тянет?