Юрий Брайдер - Дисбат

Здесь же торчала ржавая металлическая стойка с расписанием движения автобусов, однако практической пользы от нее не было никакой — чья-то шкодливая рука переделала номера всех маршрутов в цифру «666».

Чуть поодаль располагалась скульптура пионера, судя по положению обломка правой руки, не то салютующего кому-то, не то запускающего в небо авиамодель. Дырявое ведро заменяло пионеру головной убор, а на левой уцелевшей руке губной помадой была намалевана свастика.

Критически осмотрев эти безобразия, Дарий что-то недовольно буркнул, а затем обратился к Синякову, еще не решившемуся покинуть мотоциклетное седло.

— Как тебе здесь нравится?

— Не знаю пока… А где мы?

— Хороший вопрос. — Дарий хохотнул, хотя произведенный им звук можно было принять и за рычание. — Хочешь, фокус покажу?

Не дожидаясь ответа, он заставил мотоцикл совершить бросок метров на пятьсот вперед и там развернулся.

— Полюбуйся теперь!

Огромное сооружение, на которое уже успел обратить внимание Синяков, теперь приобрело полное сходство с недостроенной электростанцией, даже труба обозначилась в тумане, зато на месте пионера-инвалида и стойки с расписанием автобусов торчали два дерева — голые и печальные, как в самый разгар зимы.

— Правило первое, — сказал Дарий. — Не верь глазам своим… А теперь поехали дальше.

Свернув с дороги, он погнал мотоцикл по каким-то буеракам. Труба электростанции появлялась то слева, то справа от них, а потом вдруг оказалось, что это никакая не труба, а деревянная вышка наподобие пожарной каланчи.

Да и все остальное здесь было сделано из добротных сосновых бревен — трехэтажный терем, который Синяков принял издали за недостроенную коробку электростанции, просторные амбары, часовня с колокольней и забор-частокол, украшенный поверху глиняными горшками.

Откуда-то появилась цыганка — босая, уродливая, оборванная. Все в ней было какое-то зеленоватое — и седина, и ветхие лохмотья, и монисто, составленное из древних медных монет, и даже косые, бельмастые глаза.

— Дай, родненький, погадаю! — обращаясь к Синякову, заголосила она. — Всю правду тебе скажу. Как зовут, откуда родом, какая печаль камнем на сердце лежит, чем душа успокоится. Не веришь мне? А зря! Знай, что красавица твоя на прежнем месте стоит и горькими слезами заливается.

— Пошла прочь, тварь! — брезгливо скривившись, прикрикнул Дарий и сунул руку в боковой карман куртки.

— А тебе, морда собачья, я гадать не буду! Сам свою судьбу знаешь! Ох, и страшная она у тебя! — скороговоркой выпалила цыганка и превратилась в рой зеленых падальных мух, некоторое время еще сохранявших очертания ее тела, а затем разлетевшихся в разные стороны.

У Синякова, заранее приготовившегося к любым сюрпризам, по коже тем не менее прошел неприятный холодок. Это ж надо — был человек как человек и вдруг стал тучей мух.

— Правило второе, — произнес Дарий веско. — Каждую минуту жди подвоха.

За высоким забором кудахтали куры, повизгивала свинья, мычали коровы, равномерно стучал в кузнице молот. Ну не жизнь, а идиллия. Полное пейзанство, как говорила Нелка, очутившись на лоне природы. Только воздух здесь был какой-то совсем не деревенский — затхлый, застоявшийся, словно в шкафу, где хранятся пересыпанные дустом бабушкины шубы.

— Заходить не будем? — спросил Синяков, не отказавшийся бы сейчас от крынки парного Молока и ломтя свежего хлеба.

— Сюда? — Дарий с озадаченным видом ткнул в сторону усадьбы. — Ну ты и даешь, свояк… Правило третье. Не заходи без особой нужны в помещение, которое ты видишь в первый раз. Ночуй только на свежем воздухе или в шалаше, устроенном при твоем участии.

Из терема запахло жареным мясом. Не луком, не картошкой, а одним только мясом! Наверное, там шашлык готовили, а то и целого поросенка на вертел нанизали. Синяков, после ужина у Грошева маковой росинки во рту не имевший, непроизвольно сглотнул слюну.

Заметив это, Дарий к сказанному добавил:

— Правило четвертое. Никогда не ешь и не пей из чужих рук. Вообще ничего не бери у чужих, а тем более не ложись с незнакомой женщиной.

— Про женщин мог мне и не говорить, — буркнул Синяков.

— Не зарекайся… Тут местами такие пампушечки попадаются… Правда, вся твоя мужская сила на одной из них может и закончиться. Хотя нет, кто это испытал, потом не жалеет. — Речь Дария приобрела не свойственную для него задумчивость.

Синяков, не любивший интимных откровений, попытался перевести разговор на другую тему.

— И много еще у тебя таких правил? — поинтересовался он.

— Много. Но человеку, оказавшемуся здесь впервые, поначалу хватит и пяти. Остальные ты скоро сам уяснишь. Если, конечно, будет чем уяснять… А теперь пятое, и самое главное предварительное правило. Умей вовремя распознавать опасность, откуда бы она ни исходила.

Синяков, не забывавший проверять в кармане иголку, которая последнее время вела себя на диво спокойно — не жгла, не колола, — только отмахнулся.

— С этим у меня как раз все в порядке.

— Ты уверен? — Дарий смерил его испытывающим взглядом. — Зачем же тогда тебя в эту мышеловку потянуло? — Очевидно, он имел в виду усадьбу.

— Я пошутил, — слукавил Синяков.

— Хороши шуточки… Слезь пока и отойди подальше. Так это дело оставлять нельзя.

Когда Синяков исполнил эту просьбу, Дарий вплотную подъехал к гостеприимно распахнутым воротам усадьбы. За забором сразу наступила тишина — умолкла домашняя живность, перестал стучать молот и даже дозорная вышка, похоже, перестала поскрипывать на ветру.

— Кого караулишь? — обращаясь неизвестно к кому, строго поинтересовался Дарий. — Не меня ли?

Гробовое молчание было ему ответом. Тогда он достал из кармана брюк что-то, похожее на пригоршню шелухи от семечек.

— Знаешь, что это такое? — Он продемонстрировал свои сомнительные сокровища воротам. — Чешуя ядовитой змеи, которую сначала вскормили мясом черных котят, а потом живьем сварили в уксусе, смешанном с укропной водой. Хочешь попробовать?

— Жри сам, — ответил кто-то голосом глухим и низким, но вполне человеческим.

— Это с моей стороны будет свинством. Разве можно оставить без угощения такого любезного типа, как ты? — Дарий смачно плюнул в ладонь, а затем облепил мелкими черными чешуйками притворный столб ворот, приговаривая: — Мрет, гниет, рассыпается, как этот гад ползучий в прах превращается…

— Слабо тебе, — сказал невидимый оппонент Дария. — Зря стараешься. Иди отсюда подобру-поздорову, пока цел.

Один из выставленных для просушки горшков сорвался со своего места и угодил Дарию прямо в голову, слава богу, защищенную мотоциклетным шлемом. В усадьбе раздался взрыв хохота. Похоже, ликовали все — и свиньи, и коровы, и даже куры.