Юрий Брайдер - Гражданин преисподней

— Учтите, ваша жизнь теперь зависит только от вас, — назидательно произнес метростроевец.

— Ваши тоже, — небрежно проронил Кузьма. Отряд вновь двинулся вперед, но уже без эскорта летучих мышей, отпущенных на отдых и кормление. Честно говоря, толку от них сейчас было мало — опасность угрожала отовсюду, да еще такая явная, что Кузьма сам мог легко распознать ее.

Химеры так и сновали вокруг. Людей пока спасало только то, что ходов здесь было больше, чем в сухой деревяшке, до которой добрались жуки-древоточцы. Коридор ветвился через каждые пять-шесть шагов, и половина этих ответвлений уходила вверх или вниз. В столь запутанном лабиринте даже Кузьма чувствовал себя не вполне уверенно.

— Кажись, легче стало идти, — сообщил Юрок. — Действительно, как камень с плеч свалился… Видать, эта самая сила тяжести и в самом деле существует.

— Что она существует, тут и спора быть не может, — немедленно отреагировал Змей. — Непонятно другое — почему у поверхности земли она слабеет? Если я не путаю, это противоречит законам природы.

— Тем законам, которые до Черной Субботы были, может, и противоречит, — высказался Юрок. — А нынче совсем другие законы. Все с ног на голову встало.

Однако легкость, которую вскоре ощутили все, оказалась обманчивой. Повторилась история с мраморной лестницей, погубившей темнушника Коляна. Сначала у людей закружились головы, заложило уши, нарушилась координация движений. Потом судорожно затрепыхался кишечник (к счастью, пустой) и в душе возник необъяснимый страх.

— Переждать немного надо, привыкнуть, — посоветовал Кузьма и первым принял горизонтальное положение, потянув за собой Юрка. — Неплохо по глотку водяры сделать. Тоже помогает.

Оба предложения (в особенности последнее) возражений не вызвали. Судя по звукам, сопровождающим любую, даже самую краткую попойку (бульканье, плеск, смачное уханье и так далее), от водяры не отказался даже Венедим.

— Эх, закусить бы! — страстно вздохнул Юрок. Вскоре полегчало, хотя и относительно. Головокружение и тошнота прошли, но организм в целом продолжал валять дурака — заплетались ноги, невпопад действовали руки. Да и с души воротило так, что хоть в петлю лезть.

— Где же эта распроклятая Грань? — бормотал Юрок, то и дело натыкаясь сзади на Кузьму. — Может, мы ее уже миновали?

— И не надейся! Когда Грань в оборот возьмет, ты проклянешь сам факт своего рождения, — посулил Кузьма.

— Да я уже давно проклял…

Стены коридора ушли в стороны, и теперь Кузьма все время натыкался на какие-то колонны, одни из которых были мягкими, словно свежая глина, а другие гудели подобно каменному монолиту. Каждое сказанное здесь слово отдавалось эхом, присущим только очень просторным и причудливо устроенным пещерам.

— Интересное местечко, — сказал Кузьма. — Раньше мне про такие и слышать не приходилось… Думаю, что можно зажечь свет.

— Вы что, спятили?! — возмутился Змей. — Погубить нас решили?

— Зажигайте, зажигайте, — настаивал Кузьма. — Какой мне смысл вас дурачить! Чай, одной веревочкой повязаны.

— Вы зверушками своими командуйте. А мы люди. И, между прочим, не глупее вас, — произнес Змей напыщенно. — Нет вам больше веры, Кузьма Индикоплав.

— Если мне не верите, вокруг себя пощупайте!

— Пощупал, ну и что? — после некоторой заминки сообщил Змей.

— А ничего! Это и не мох вовсе.

— Точно, — подтвердил Юрок. — Что-то вроде застывшей пены… Или накипи, которая в чайниках бывает.

Он первым зажег фонарь, а затем вспыхнули и факелы светляков. Перед взорами растерявшихся людей предстала картина одинаково грандиозная и мрачная.

Пустое пространство, окружавшее их, казалось беспредельным, но везде торчали грибообразные колонны разной толщины. Соединяясь шляпками наверху, они образовывали затейливый свод.

Шеол никогда не баловал своих обитателей яркими красками, но иногда в его недрах попадался желтый песок, белый гипс, зеленоватая слюда. Здесь же все имело одинаковый мутно-серый цвет, свойственный всему, что вырастает без воздействия солнца.

Мха-костолома не было и в помине, а основу всего сущего составлял пористый податливый минерал, действительно похожий на окаменевшую пену.

— Вот вам, Герасим Иванович, и та самая пемза, про которую незадолго до смерти сообщили ваши проходчики, — сказал Кузьма.

— Пемза? — переспросил ошарашенный Змей. — Да откуда она здесь взялась?

— Оттуда же, откуда и мох с химерами. Да и никакая это не пемза. Все здесь чужое. Продукт, так сказать, деятельности смертоносных облаков.

— Не хотите ли вы сказать, что мы находимся внутри внеземного образования?

— Я сказал только то, что сказал. Но в общем-то вы правы.

— Уж больно легко нас сюда пустили. — Змей с подозрением оглянулся по сторонам.

— То-то и оно… Начинается последний и самый опасный этап нашей экспедиции.

— Если так, то я вынужден взять руководство экспедиции на себя, нравится вам это или нет. — Метростроевец почему-то принялся расстегивать свою просторную куртку. — В подобных обстоятельствах единоначалие просто обязательно. Конкурентов себе не вижу. Проводник скомпроментировал себя трусостью, все остальные уступают мне опытом, выучкой и даже статусом. Надеюсь, возражений нет?

— Почему же нет? Есть! — Дабы Юрок раньше срока не наделал глупостей, Кузьма саданул его локтем под ложечку. — Горько слышать такие слова. Особенно от вас, Герасим Иванович. Руководство у нас коллективное, и тот документ, на основе которого был предпринят этот поход, никто пока не отменял.

— Документ, на который вы ссылаетесь, утратил юридическую силу после гибели пятидесяти процентов участников похода. Кроме того, я уверен, что история меня оправдает! — патетически воскликнул Змей.

— Относительно истории ничего не могу сказать заранее, но наш собственный суд, — Кузьма поочередно указал на Юрка, Венедима и себя самого, — выдаст вам, как говорится, на полную катушку.

— Вы совершаете трагическую ошибку, Кузьма Индикоплав. — Лицо Змея стало печальным, как на похоронах. — С кем только вы связались? У кого идете на поводу? Скажите, вы вольный человек?

— Вроде бы, — пожал плечами Кузьма.

— Зачем же вы хотите отдать землю во власть этим бандитам, от которых в Шеоле порядочным людям прохода нет? — ткнул он пальцем в Юрка. — А чем лучше церковники, насаждающие религиозный дурман и идею рабской покорности? Плакала тогда ваша воля! Неужели вы соскучились по средневековой кабале? Или по кандалам рабов?

— Зато вы, метростроевцы, защищаете волю, — скептически усмехнулся Кузьма.

— Вне всякого сомнения! Хотя воля у нас совсем иная, высшего порядка.

— Это как понять?

— Пожертвовав частью личной свободы ради свободы всего коллектива, мы построили практически новое общество. Доказательством тому наши грандиозные свершения!