Фиона Макинтош - Предательство

— Это правда, — отчеканила она, глядя королю в глаза.

Никто не заметил, когда за спиной у Инквизитора и его помощника появились стражники. И теперь Гот почувствовал, как их сильные руки сжали ему локти.

— Ваше величество! — крикнул он, надеясь перекрыть многоголосый шум. — За Элиссу Квин кто-то должен замолвить слово! Она все еще остается обвиняемой, она Чувствующая, обнаруженная Инквизицией. И ее поручитель должен быть человеком благородного происхождения.

Гот знал, что его участь решена. Но напоследок он еще успеет вбить колышек в сердце этому проклятому мальчишке. За Элиссу поручиться некому.

Король тоже это знал, и ему стало тошно. Изворотливая тварь… Даже загнанный в угол, он не выпустит свою добычу. Он сделал все, чтобы эту прекрасную женщину бросили в темницу, пытали, клеймили… Лорис сгорбился. Еще никогда он не чувствовал себя столь бессильным.

— Инквизитор Гот прав, — произнес он. — Древний закон гласит: за Чувствующего должен поручиться кто-то, чье положение выше, чем у инквизитора, который его уличил. В этом зале нет никого, кроме меня, кто стоит выше главы Инквизиции, а я не вправе поручиться за обвиняемую.

Подергивающееся лицо Гота искривила победная усмешка.

— Неужели? — прозвенел голос королевы. -Я поручусь за эту женщину. Я стою выше, чем это дерьмо, которое корчится у наших ног, мой король.

Кто-то зааплодировал. Потом послышались одобритель-возгласы. Эта отважная девушка с самого начала завоевала сердца всех, кто сидел в зале. И теперь придворные радовались ее победе как своей собственной — еще и потому, что Элиссу поддержала королева, которую любили все.

Но Найрия еще не закончила.

— Если я не ошибаюсь, Лорис, в Древнем законе сказано еще кое-что, — невинно заметила она. — Подсудимый, будучи оправдан, имеет право выбирать наказание для того, кто облыжно обвинил его. Я не ошиблась?

Король кивнул.

— Элиссандра Квин, — торжественно произнес он, — с тебя снимаются все обвинения. Этот человек причинил тебе зло, которому не может быть прощения, и его судьба в твоих руках.

Все взгляды обратились к Элиссе. Гота уже поставили на колени и заставили склонить голову. Как бы ему хотелось снова посмотреть этой девчонке в глаза, напугать ее, подчинить, как раньше. Но сильная ладонь стражника давила Инквизитору на затылок, и Готу оставалось лишь дрожать от ярости.

— Его следует сжечь на костре, — объявила Элисса тихо и без колебаний. — Может, огонь, который так изменил этого человека в детстве, очистит его прогнившую душу.

— Да будет так, — кивнул король. — Уведите его.

— Подождите! — крикнул Гот. — А Гинт? Как он будет наказан за плотские утехи с женщиной, в изнасиловании которой меня обвиняют? Я требую, чтобы он был наказан в соответствии с древним законом, Ваше величество! Он виновен — он сам признал, и все это слышали. Он должен быть распят на кресте и забит камнями!

Вот как — у него оставался еще один козырь… Лорис все-таки угодил в ловушку. Если бы было можно, он перерезал бы Инквизитору горло прямо в этом зале. Вот уже третий десяток лет Лорис требовал исполнения отвратительного закона, который приняли его предки. И теперь, согласно этому закону, должен казнить Торкина Гинта — или он не король. Он слабый человек, никчемный трус — так решат его недруги. Хуже того: лицемер.

— Уведите его, — сухо повторил Лорис.

Гота выволокли из зала. Инквизитор вырывался и напоследок все-таки крикнул, обернувшись через плечо:

— Надеюсь увидеть тебя на кресте, Гинт!

— Не дождешья! — откликнулся Тор. — Тебя сожгут раньше!

Слова прозвучали смело, но он был испуган. Цвета собрались вокруг него, и казалось, что воздух гудит. Похоже, Меркуд почувствовал это, потому что голос старика зазвучал в голове у Тора:

«Вспомни женщину, которая мне приснилась, мальчик».

Но Тор думал не о Лисс. Он думал об обещании, которое взяла с него королева. Он поклялся.

Когда двери за Инквизитором и его помощником закрылись, зал снова огласили крики. Казалось, каждый спешил высказаться, не слушая других.

Лорис сидел тихо. Слишком много потрясений за один день… Королева легко коснулась его руки; он вздрогнул и обернулся. Найрия смотрела на мужа сурово и строго.

— Ты не можешь так поступить, Лорис. Прошу тебя, не делай этого.

— У меня нет выбора, Найрия.

— Ты прощаешь женщину, которую видишь впервые — и отправляешь на казнь человека, которого давно знаешь и любишь… — она почти умоляла. — Он спас мне жизнь, Лорис.

— Я подчиняюсь закону, который позволяет мне до сих пор править в Таллиноре. Гот прав. Если я поступлю иначе, значит, грош цена и мне, и этому закону, и Королевству. Мне очень жаль.

Он беспомощно посмотрел на женщину, стоящую у окна. Элисса смотрела на него, и в ее глазах не было ничего, кроме ненависти.

— Жаль?! Лорис, ты отправляешь на казнь прекрасного человека.

Теперь Найрии стало страшно. Она знала эту решимость во взгляде и желваки, гуляющие на скулах. Ее муж принял решение. И никакие слова не заставят его передумать. Королева отвернулась.

— Да помилуют боги твою душу, Лорис.

Когда король огласил смертный приговор, никто не хотел смотреть ему в глаза, кроме обвиняемого Торкина Гинта.

«Вероятно, сегодня мы говорим в последний раз».

«Звучит как окончательное решение, друг мой».

«Это оно и есть, Нанак. Конечно, если мне удастся провести Обмен душами».

«Я слышал про этот ритуал,- задумчиво проговорил Нанак. — Но никогда не слышал, чтобы это кому-то удавалось».

«Я должен попытаться. Это наша последняя надежда… Как они?»

«Держатся ради тебя, Меркуд. Темезиус и Фиггис сильны, как никогда».

«А ты?»

«То, что ты сказал, смутило меня. До сих пор я пребывал в прекрасном настроении».

Меркуд вздохнул.

«Расскажи мне последние новости. Хочу немного отвлечься».

«Меня посетила Хранительница. Такая честь… я все еще дрожу».

Меркуд нахмурился. Он не понимал, почему Нанак так счастлив. А он счастлив — в этом нет сомнений. Хранительница…

«Что за Хранительница?»

«Лисс, разумеется».

За дверью послышались шаги.

«Заканчиваем, Нанак. Думаю, возможности поговорить нам с тобой уже не представится».

«Да, ты уже сказал».

«Ты должен знать, — поспешно добавил Меркуд: он уже знал, что в дверь вот-вот постучат. — Ко мне она тоже приходила».

Последовала короткая пауза.

«Значит, ты удостоился великой чести и должен подчиниться».

В дверь постучали.

— Я знаю, что ты там, старик. Открывай. Королева. Повелевает, а не просит, но голос дрожит. «Прощай, друг Нанак», — грустно сказал Меркуд и прервал связь.

Так много надо сказать, а времени осталось так мало. Он поднял свое изнуренное годами тело со стула и направился к двери. Негоже заставлять Ее величество беспокоиться.