Николай Буянов - Опрокинутый купол

– Они близко, – сказал дружинник, морщась от боли в раненом плече.

Княгиня Елань отыскала глазами Некраса.

– Подойди, – сказала она. – Слушай меня. Ты должен уйти через задние двери и выбраться из города. Беги в Кидекшский монастырь, к отцу Феодосию. Расскажешь ему все, что видел здесь…

– Нет! – выкрикнул юноша. И с мольбой добавил: – Не бесчести меня, госпожа. Я ведь на огне клялся служить тебе…

– Ты служил хорошо, – тихо ответила она. – Лучше многих. Теперь ты должен выполнить мой последний наказ…

– Молю, госпожа!

– Иди, – непреклонно сказала Елань. – Поторопи Феодосия, пусть соберет монахов, спрячет церковные книги и ценности и уходит в леса.

Ворота трещали.

– Пришло время, – сказала нянюшка Влада. – Ты должна открыть тоннель.

– Да, Хранительница, – одними губами отозвалась княгиня Елань.

Сердце готово было выскочить из груди. Ей понадобилось некоторое время, чтобы утихомирить его: процесс открытия Перехода требовал большого сосредоточения и ясности ума.

Она приказала себе отрешиться от всего. Едкий дым просачивался сквозь щели, заунывные вопли осаждающих были слышны совсем близко, двери трещали жалобно, будто наделенные душой… Елани уже не было здесь, в этом мире. Сознание померкло на миг, потом завертелось в разноцветном вихре, звезды и целые галактики проносились мимо, сливаясь в белесые полосы на темном фоне, вытягиваясь и превращаясь в длинный коридор. Он постепенно погружался во мрак, но где-то очень далеко, на пределе видимости, светилась маленькая яркая точка, словно символ надежды…

Она шла к ней, ступая по звездам, в невесомой тишине, и скоро точка выросла, превратившись в Шар. Он узнал ее: внешне это выразилось в том, что он заколыхался, меняя очертания, внутри него возникли откуда-то белые клочки тумана, сквозь которые Елань разглядела собственное лицо.

– Здравствуй, – прошептала она, протягивая к нему руки.

– И ты здравствуй, Хранительница, – услышала она в ответ.

Они уходили сквозь маленькую неприметную дверь позади алтаря, в левом приделе. Некоторые шли уверенно, но многие пятились – страх перед неизвестностью пересиливал даже страх неминуемой смерти в осажденном городе. И тогда какие-то странные существа (люди-ангелы) в ниспадающих одеждах мягко брали их за руки и вели за собой.

В ворота бил таран.

Елань подошла к князю Олегу. Глаза ее были пусты: Переход дался ей нелегко.

– Иди, – сказала она. – Ты хотел увидеть Шар. Он там.

Он покачал головой. Почему-то князь был одет не так, как секунду назад. Исчезли порванная кольчуга и панцирь, боевые рукавицы, червленая рубаха и сафьяновые сапоги с узором, которые Елань так и не сняла с него в первую брачную ночь, по древнему обычаю. Уже последние, отрешенно оглядываясь, исчезли за дверью, в сияющем облаке, лишь нянюшка Влада стояла снаружи, держа за руку юного княжича.

– Пойдем, маменька, – дрожаще проговорил Мишенька.

Ее душа разрывалась. Она присела на корточки и прижала к себе сына – крепко, изо всех сил, спрятав лицо.

– Иди с нянюшкой. Я… Я скоро догоню вас. Не медлите.

– Хранительница, – негромко проговорила Влада.

– Идите, – твердо сказала княгиня. – Я приказываю.

Она не знала, был ли на самом деле виновен князь Олег. И не ей это было решать. Все свершилось без нее, само собой.

– Ты почему здесь? – хрипло спросил князь, не оборачиваясь.

– Будто сам не ведаешь, – спокойно отозвалась она и встала рядом, подхватив оброненный кем-то меч.

– Уходи! – крикнул он. –Я сам…

Елань не ответила. Теперь она знала наверняка: никто и ничто не сдвинет ее с места. Рухнет последняя преграда, их закружит в короткой схватке… Возможно, она даже сумеет достать кого-то из врагов своим оружием, прежде чем черная вязкая пелена опустится на глаза, исчезнет боль и придет долгожданный покой…

Пройдет время, и они снова встретятся. В другой Вселенной, через неизвестно сколько веков, на палубе старенького прогулочного теплоходика с большими гребными колесами по бортам.

Город, расцвеченный предзакатными огнями, проплывал мимо, отражаясь в спокойной воде. Древний величественный собор высился на холме, похожий на русского витязя из-за своей широкой маковки, увенчанной позолоченным крестом. Рядом застенчиво гляделась в озерную гладь тонкая белая колоколенка. – Надеюсь, господа пассажиры всем довольны? Елань обернулась. Внешность у капитана была необычайно колоритная – такой отличаются все капитаны этих неторопливых провинциальных посудин: обветренное и продубленное ветром лицо, окладистая белая борода, отутюженный китель и фуражка с начищенным до зеркального блеска крабом.

– Благодарим вас, кэп, все замечательно.

– Что ж, места здесь прекрасные, сами оцените. Скучать не придется. Нынче вечером прошу отужинать со мной в капитанской каюте.

– Почтем за честь, кэп.

Заметив, что она поежилась, Олег накинул ей на плечи свой пуловер и обнял за талию.

– Холодно?

Она благодарно улыбнулась и прижалась к нему.

– Нет, мне хорошо.

Телефон редко приносит добрые вести. Подходить не хотелось: дома нет, занят, заболел, умер, отстаньте все. После пятого или шестого звонка мой Кузька не выдержал и взлаял с подстилки: ты, мол, подойдешь или мне самому взять?

– Подойду, подойду, – буркнул я, поднимая себя с дивана. – Алло, слушаю.

– Боря, это Гарик Варданян из лаборатории. Звонил Славе КПСС, но того вечно нет на месте, все в разъездах-засадах. – Он шумно высморкался. – Я по поводу воды.

– Воды?

– Мы взяли пробу с места убийства, в кинозале.

Лужица возле кресла оператора. Ты, помнится, просил сделать анализ.

– Да, да!

– Так вот, эта вода – не талая, то есть она не натекла с одежды. В ней содержится хлор и примесь одного вещества. – Он назвал длиннющую формулу. – Ты знаешь, что это такое?

– Нет.

– Синтетическое моющее средство. Эта вода – из водопровода, из-под крана.

– Так…

– И еще. Аналогичное по составу вещество, правда в мизерных количествах, мы обнаружили на арбалетной стреле.

– Только на одной? – уточнил я.

– Да, на той самой. Остальные чистые.

– Дальше.

– Да, собственно, все, – трубка растерянно помолчала. – Загадка. Сначала я предположил, что убийца чем-то испачкался и вынужден был вымыть руки, прежде чем взяться за древко. Но дело в том, что на стреле не было отпечатков пальцев, понимаешь? Ни единого. Протереть стрелу он не мог – тогда бы не сохранились следы моющего средства. Остается единственный вариант: он брал стрелу, будучи в перчатках.

– Ну и что?

– Ты способен соображать? Не в перчатках же он мыл руки!

Электрические шорохи скреблись в ухе. Трубка снова замолчала – Гарик давал мне время переварить информацию и предложить какое-то объяснение: «Ты, помнится, просил сделать анализ…» А коли просил, коли – единственный из всех – обратил внимание на крохотную деталь, лужицу воды всего в несколько капелек, значит…