Яна Завацкая - Крест Империи

— Бог есть только один, он создал землю, людей, животных и всех этих богов, которых вы почитаете, и которым приносите жертвы…

Жертвы они приносят бесам - но об этом Квиринус пока благоразумно умолчал. Об этом - потом успеется.

Внезапно он почуял - шум и дрожание земли. Очень отдаленный, но такой знакомый воину шум - топот скачущей вдали конницы.

Так вот, в чем причина тревоги, терзавшей его! Рандо все же вернулся. Надо, значит, уходить - и быстро. Но на Квиринуса смотрели уже шесть пар глаз. Слушали его рассказ. Жаль, что нельзя собрать их всех и один раз рассказать… как святитель Амвросий… в церкви… Но нельзя сейчас уйти!

И Квиринус продолжал рассказ. Про Сына Божия Единородного, Агнца, взявшего на Себя грехи мира, самого Себя положившего на жертвенный алтарь. Дабы спасти людей от ада и вечной гибели. Он говорил хорошо, может быть, никогда в жизни так не говорил… Его несло вдохновением, Святой Дух снизошел - он был сейчас как те апостолы, что внезапно заговорили языками.

…Это случилось с Квиринусом восемь лет назад. В Медиолане.

Из Галлии он сопровождал императора Грациана в Рим. В Медиолане остановились - не только чтобы дать отдых коням и людям. Император хотел непременно о чем-то потолковать с тамошним епископом.

Квиринус, надо сказать, был не крещен, хотя к христианству и относился с симпатией - церкви, красивые распевы напоминали ему о дорогой, давно умершей матушке. Однако после ее смерти Квиринус и вовсе перестал интересоваться религией - не все ли равно? Воевал, кутил, на досуге с удовольствием читал, учил языки - к языкам оказался способен.

Почему императору вдруг понадобился епископ - яснее ясного. Только был убит готами в битве под Адрианополем его дядя Валент - и убит как раз потому, что не пожелал дождаться Грациана с его легионом. И осталась еще одна проблема. Мачеха Грациана, Юстина, провозгласила императором своего малолетнего сынка, названного, как и отец, Валентинианом. Сам мальчишка был ни при чем, однако мать его Грациану изрядно мешала. Мешала она и Амвросию епископу, будучи арианкой. Так что поговорить им было о чем. Ну а Квиринус, помимо долга службы, рассчитывал поглядеть город, в котором не бывал раньше, да может, поискать смазливых девчонок.

Император был приглашен к епископу на обед, а после обеда они уединились, Квиринус же, как и трое других высших офицеров, был предоставлен себе. Всегда жадный до книг и чтения, он пробрался в библиотеку епископа - и был поражен богатым собранием пергаментных кодексов и свитков. Пользоваться библиотекой было разрешено, как передали от епископа, и Квиринус не замедлил этим воспользоваться, до темноты жадно переворачивал пергаментные листы. Попался ему тогда какой-то из отцов, писавший по-гречески, со школы Квиринус знал греческий неплохо, и заворожила стройная логика философа.

Так смеркалось, и Квиринус хотел было выйти из библиотеки, положил на место кодекс, и только тут заметил, что он не один.

Смутная в полутьме фигура - невысокий человек, но очень прямой и стройный, с узким лицом, не по-римски бородатый. Вошедший спросил дружелюбно.

— Привет тебе, гость! Ты ведь из тех, кто сопровождает императора Грациана?

Голос его, интонация невольно располагали к себе и в то же время внушали уважение, будто говоришь с вышестоящим офицером. Квиринус ответил в том смысле, что да, он трибун, находится при особе императора. Воевал с ним в Галлии.

— Ты любишь хорошее чтение, трибун? Так редко можно увидеть интерес к книге среди людей твоего занятия - а впрочем, император Грациан и сам на редкость образованный человек.

— Здесь хорошая библиотека, - искренне заметил Квиринус, - и в Риме я не встречал таких.

— Ты римлянин?

— Да, я родился и вырос в Риме.

— Христианин ли ты?

— Я не крещен, - коротко ответил Квиринус. Это могло значить, что угодно, но и явно указывало на то, что от язычества он также далек.

Незнакомец приблизился к нему и поднял лампу, которую держал в руке. Квиринус внезапно отшатнулся - поразили глаза этого человека. Большие светлые, в контраст темным волосам и бороде, и на миг показалось римлянину, что взгляд этот проник прямо в его сердце, под мощной броней ребер и мышц, проник и прочел все, что там было записано - и снова отпустил, найдя малоинтересным.

— Приходи завтра в собор, почтенный трибун, - пригласил незнакомец, - приходи и послушай.

Квиринус пообещал, вроде бы из вежливости, но он уже знал почему-то, что придет обязательно. Распрощался и ушел.

На следующий день, еле отболтавшись от друзей, которые по случаю праздничного отдыха собрались попариться в термах, он действительно отправился в собор.

Каким же было его удивление, когда на епископскую кафедру вошел вчерашний его собеседник. Квиринус сам себе поразился - вроде бы, ничего особенного, ведь он и был в доме епископа, так отчего бы ему с епископом не встретиться? Просто вчера ему даже эта мысль в голову не пришла, уж очень запросто беседовал с ним этот чернобородый. Амброзиус тем временем начал говорить с кафедры проповедь, и звучный, выразительный его голос надолго остался в памяти Квиринуса.

1Свет Христов не заграждается стенами, не разделяется стихиями, не помрачается тьмою. Свет Христов есть день без вечера, день бесконечный: он всюду блещет, везде освещает, ничто от него не укрывается…* *(Текст проповеди взят из "Слова на Пасху" св.Амвросия Медиоланского).

Слушал трибун, стоя у дверей, и вдруг жарко ему стало под плащом, и пот полился градом. И почудилось - свет льется сквозь темный купол собора, сорван купол, и как кровь из зияющей раны, хлынул вовнутрь свет…

— С приближением Света Христова и диавольская тьма прогнана, и неведение грехов прешло, и настоящим светосиянием прежние умозаблуждения истреблены, и обольстительное нечестие прекращено. Кто же есть День Неба, как не Христос Господь? Он есть День Сын, Которому День Отец открывает таинство Божества Своего; И так как за Днем Неба никогда не последует ночь, то и по явлении правды Христовой тьма грехов исчезает. Так как День всегда сияет и не может быть объят никакою тьмою, то и Свет Христов сияет и не покрывается никакою темнотою грехов. Потому евангелист Иоанн и говорит: "Свет во тьме светит, и тьма не объяла Его" (Ин. 1, 5)

И задрожал трибун, и не заметил, что опустился уже на колени. Не слышал, как ушел проповедник с амвона, и как запели в храме. Не помнил, как вышел на улицу. Будто стрела вонзилась меж пластин доспеха - и прямо в сердце, будто копьем пробило грудь, так Квиринус, никогда не сдававшийся, не знавший страха в бою, взлетевший уже на вершины военной славы, приближенный к императору - был навсегда побежден мягким неслышным касанием Агнца, бессильно распятого на Кресте.