Яна Завацкая - Дороги

— Я понимаю, Ильгет, - неожиданно мягко сказал Дэцин.

— У меня же блок там стоял… Понимаете, он говорит мне - доверься, а я… если бы это от меня сознательно зависело!

— В том-то и дело, что собственно воля здесь ни при чем. И обыденная внушаемость. И психическая сила. Это все не имеет отношения к сопротивляемости. Ильгет… вы поймите, что около 40 процентов людей ломаются при первом же взгляде сагона на них. И по статистике это в основном как раз люди, которых принято считать волевыми и независимыми. Хотя бывает по-разному. А большая часть, как сагон и требовал от вас, начинают ему доверять чуть позже… А вы ему доверять не начали. Вас что-то остановило.

— Я начала молиться.

— Может быть, это. Ну вот, вернемся к нашей Службе. Итак, все мы офицеры Милитарии, и в общем, именно войной и занимаемся. Все мы универсалы. Любой из нас способен быть военным пилотом, секретным агентом, воином-наземником, выполнять конкретные боевые задачи или руководить группами войск. Я понимаю, для выходца с Ярны это звучит непривычно и кажется невозможным. Но при наших методиках обучения это вполне нормально и доступно любому. Почему боец ДС должен сам уметь выполнять все эти функции - потому что нас мало. И кроме того, что в ДС отбирают тех, кто встретился с сагоном и выжил - хотя бывают исключения - мы еще и проходим сложную психологическую подготовку. Например, мы учимся спокойно переносить встречу с дэггером. Иногда обычный пилот не может выполнить какую-то задачу именно потому, что противник использует дэггеров, поэтому работаем мы. На четвертом этапе - когда мы уже ведем войну на планетах - каждый боец ДС руководит подразделением обычных солдат, потому что именно мы наиболее информированны и знаем, что и как нужно делать. Да, кроме этого, функция бойца ДС - это информационная работа с населением зараженных планет, то есть каждый из нас должен разбираться и в этом. Примерно понятно?

— Да, - сказала Ильгет. Скосила глаза на Арниса. Вот он какой, оказывается. Воин-универсал. По ярнийским меркам тоже сверхчеловек какой-то.

— Ильгет, и вот зачем я вам все это рассказываю. Я предлагаю вам вступить в ДС. Вы нужны нам.

От неожиданности Ильгет раскрыла рот и несколько секунд с изумлением смотрела на командира ДС.

— Но… Дэцин, простите… вы же только что рассказывали, что боец ДС - это универсал… Вы же знали меня на Ярне! Ну я же самая обыкновенная женщина. Я разве что космические боевики сочиняю, а так… Меня даже в нашу ярнийскую армию никто бы не взял.

— Ильгет, я же знаю, о чем говорю. Я беру вас в ДС и берусь обучить всему, что необходимо. Главное у вас есть. Вы нам нужны, Ильгет. Таких, как вы, немного - тех, кто прошел такую надежную проверку…

— Это не я, Дэцин. Это психоблокада.

— Ильгет, психоблокада не значит вообще ничего. Если человек подчиняется сагону, тот может вскрыть любые блоки. В том-то и дело, что вы ему этого не позволили.

"Как только ты доверишься, ты вспомнишь, кто я такой".

Ильгет вздрогнула.

— И это была не я… - медленно сказала она.

— Да, может быть, это была помощь свыше, называйте это как хотите, но факт остается фактом - сагон от вас не добился ничего.

Светлые глаза Дэцина смотрели ей в лицо. Бескомпромиссный взгляд. Беспощадный.

— Вы нужны нам, Ильгет, - повторил он, - подумайте. Хотите ли вы воевать… для того, чтобы вот это, - он коснулся ее искалеченной ладони, - никогда больше, ни с кем не повторялось. Чтобы не гибли человеческие планеты, люди… дети. Чтобы не гибли человеческие души, которые сагон совращает и низводит в ад. Подумайте, хотите ли вы воевать за это.

Ильгет взглянула на Арниса, словно ища совета. Но тот отвел глаза в сторону.

Господи, но у меня же совсем сил нет… почему я должна опять что-то… опять я… Разве мне мало уже досталось? Разве этого не хватит? Я хочу просто лежать и не двигаться, и чтобы меня все оставили наконец в покое. Господи…

— Да, - тихо выдохнула Ильгет, - если вы берете меня… я готова… быть с вами.

— Хорошо, - Дэцин кивнул. Поднялся, - ну теперь, Ильгет, вы должны встать. Это приказ. Через полгода предположительно будет следующий этап ярнийской операции. Там вы нам очень понадобитесь, ведь вы лонгинка. Вам нужно еще подготовиться хотя бы минимально. Поэтому постарайтесь подняться как можно скорее.

— Моя последняя исповедь была… - начала Ильгет и замолчала. Когда это было? Арнис говорит, в тюрьме она была 27 дней. С ума сойти. 27 дней запредельной боли. Но ей казалось - гораздо больше. Казалось - вся жизнь. А до того… она довольно давно не исповедовалась.

— Кажется, около трех месяцев назад, - наконец выговорила она. Отец Маркус - моложавый священник, стройный в своей черной сутане с белым воротничком и узкой лентой епитрахили, кивнул головой поощрительно.

Ильгет напряженно вспоминала свои грехи. К исповеди она не подготовилась. Что же такого было за это время? То, что до тюрьмы - можно даже и не стараться, все равно не помнится ничего. Ругались, кажется, с Питой, но была ли там ее вина, что-то серьезное, что непременно надо исповедовать… нет, не вспомнить. А потом… ведь обычного - злость на Питу, на свекровь, на весь мир, обиды - практически и не было. То есть совсем не было. Что еще - неуважение к маме? И этого не было. Лень… чревоугодие… какое там, она до сих пор боится принять твердую пищу, даже кашицу. Арнис ругается, а она…

— Мне было жалко себя… не все время, но…

Если бы ей было жалко себя все время, она бы очень быстро сломалась. Но временами подступало, особенно уже здесь, на Квирине.

— Я думала, что мне уже достаточно… что я хочу только умереть… Вообще я все время хотела умереть. И сейчас еще хочу. И чтобы насовсем, заснуть и все… и покой.

Она замолчала.

— Это уныние, - сказал отец Маркус.

— Да. Я думаю все время, что больше человек выдержать уже не может… что на жизнь нам отпущено какое-то количество… страдания… и у меня оно уже исчерпано. Уныние - это смертный грех, но…

Ильгет задумалась - осознает ли она это вообще? Ведь это до сих пор кажется ей правильным. Или - уже нет?

— Никто не знает, Ильгет, какое количество страдания отпущено человеку. Что и сколько человек может вынести. Но Господь если посылает страдания, посылает обязательно и силы их перенести.

— Да, - сказала она, - Он посылал силы. Но так… чтобы на пределе.

Отец Маркус молча и очень странно смотрел на нее. Ильгет вдруг заплакала.

— Я… мне кажется, что я не могу встать… Дэцин приказал мне вставать быстрее.. а я не могу. И у меня возмущение внутри. Почему я должна это делать? Неужели даже теперь я не могу полежать спокойно? Почему? Почему я должна подниматься, работать, двигаться… быть как все. Ведь я же не как все… Со всеми же такого не случается, как со мной. И так, чтобы человек еще жив остался…