Чарлз Стросс - Аччелерандо [litres]

– Ой!

Моника наконец выбирается из-под трубы. Оглядывается и вздыхает:

– Ну вот еще чего не хватало…

Она отталкивается от того, что в общественном сознании считается полом, тянет из фильеры полосу впитывающей бумаги, сжимает в комок и закупоривает вентиляционную решетку над дренажом. Вооруженные контейнерами для сборки биоматериала Моника и Эмбер управляются с головастиками – к тому моменту, как все отловлены, фильера рычит и щелкает, вырабатывая целлюлозу из баков с водорослями в полосы чистой бумаги.

– Не знаешь, как сюда попала жаба? – спрашивает Моника, сдувая прядь со лба.

– Не-а. Но я видела одну в общем отсеке – за смену до конца последнего цикла. Она там прыгала повсюду, я ее поймала и подбросила обратно Оскару, он же в них души не чает!

– Придется с ним обсудить этот вопрос. – Моника смеряет раструб хмурым взглядом. – Я сейчас залезу обратно и водворю фильтр на место. Хочешь, подключу Боба?

– Гм-м… – Эмбер раздумывает. – Не уверена. Решай сама.

– Ладно, вот тебе Боб. – Черты Моники смягчаются на мгновение, а потом обретают исключительную решительность. – Что ж, смотрю, у тебя есть выбор. Хотя мать обложила со всех сторон, верно?

– Так и есть, – отвечает Эмбер понуро.

– Ясно. Считай, что я идиот, и расскажи обо всем подробно с самого начала.

Эмбер, держась за трубу, проползает немного и опускает голову, чтобы та оказалась поближе к Монике/Бобу, парящей в невесомости.

– Я сбежала из дома. Мать меня буквально в угол зажала – у нее были родительские права, а у отца нет. Поэтому папа помог мне продать себя в рабство компании. Компанией владеет трастовый фонд, а я стану его владельцем, когда достигну совершеннолетия. Так как сейчас я движимое имущество компании, она указывает мне, что юридически следует делать. Однако одновременно была основана и холдинговая компания, приказы которой отдаю я. Поэтому я в определенной степени самостоятельна. Правильно?

– Узнаю почерк Манфреда, – отзывается Моника/Боб. Ее голос с северо-английским акцентом, обретя ту ироничную вальяжность возрастного IT-специалиста из Силиконовой долины, уходит в едва ли не средиземноморское звучание.

– Проблема в том, что бо́льшая часть стран не признает рабства. А в других, которые его признают, нет эквивалента компаний с ограниченной ответственностью, не говоря уже о таких, которые могут управляться другой фирмой из-за границы. Папа выбрал Йемен – там есть дурацкая разновидность шариатских законов, у страны дерьмовая репутация по части прав человека, но они соответствуют уровню юридических стандартов, принятых в Евросоюзе, и ведут дела через турецкий законодательный брандмауэр. Так вот, формально я, пожалуй, янычарка, у которой христианка мать, что делает меня неверной христианкой-рабыней исламской компании. Но теперь эта стерва отошла в шиизм. Обычно мусульмане считают, что если отец был мусульманином, то и дети тоже мусульмане, то есть религия наследуется по отцовской линии. Но она подбирала секту очень тщательно и взяла такую, что исповедует прогрессивный взгляд на права женщин – они нечто вроде исламских либеральных конструктивистов! По своим временам Пророк ведь на голову опережал современников, и они считают, что нужно следовать его примеру – хотя бы в отношении равенства полов. Как бы то ни было, теперь мать может утверждать, что я мусульманка, и по йеменским законам со мной следует обращаться как с мусульманской собственностью компании. А их законы весьма неохотно допускают рабство мусульман. Суть не в том, что у меня есть права как таковые, а в том, что мое пасторальное благополучие становится предметом ответственности местного имама, и… – Эмбер беспомощно поводит плечами.

– А он еще не пытался заставить тебя жить по каким-то новым правилам? – уточняет Моника/Боб. – Не намеревался ограничить твою свободу воли или воздействовать на твое сознание? Скажем, включить тебе подавители полового поведения?

– Пока нет, – хмуро признает Эмбер. – Но он не лыком шит. Вполне возможно, что он использует мать и меня заодно как способ добраться до всех нас. Допустим, подаст на нас арбитражный иск, что-нибудь в этом духе. Или даже хуже! Прикажет мне полностью прогнуться под свои специфические толкования шариата. У них разрешены импланты, но требуется непременное концептуальное фильтрование. А если мне подрубят эту фигню, я в нее в итоге поверю!

– Так почему бы просто не отречься? – Моника плавно отплывает назад.

– Две причины. – Эмбер делает глубокий вдох. – Можно отречься от ислама – так я стану вероотступницей и автоматом аннулирую договор с холдингом, но тогда я попаду в лапы матери и стану от нее зависеть. Можно заявить, что документ не имеет юридической силы, потому что я была в США, когда подписала его, а рабство там вне закона, но и тогда мать сцапает меня, потому что я несовершеннолетняя. И даже если я замотаюсь в тряпки и стану вести себя очень по-мусульмански, мать, хоть и не имея надо мной власти, будет иметь – по закону – доступ к концептуальному фильтрованию. О, Боб, она все очень хорошо продумала!

– О да. – Развернувшись, Моника опускается на пол. С ее лица на Эмбер глядят глаза Боба. – Что ж, твои проблемы я выслушал. Теперь попробуй придумать, как бы в таком случае поступил твой отец. Он каждый день, еще до завтрака, выдавал на-гора с десяток отменных идей – это и сделало его знаменитым. Мать загнала тебя в угол – придумай, как от нее улизнуть!

– Ладно. – Эмбер обнимает толстый гидропонный трубопровод, будто спасательный круг. – Тут у нас юридический парадокс, ловушка, созданная из законов. Допустим, смогу я поговорить с судьей… хотя смысл? Она наверняка имеет и на него влияние. – Эмбер щурится. – Эй, Боб. – Выпуская трубу, она отталкивается от нее и воспаряет. Волосы струятся за ней, словно шлейф кометы. – Как надо действовать, чтобы заиметь себе новую юрисдикцию?

Моника отвечает с улыбкой:

– Ну, если мне не изменяет память, самый верный способ – произвести захват каких-нибудь территорий и объявить их своими угодьями. У меня есть друзья, с которыми тебе будет не лишним познакомиться. Они не очень-то коммуникабельные, да и сигнал отсюда до них идет с задержкой в два часа… Но, думаю, на твой вопрос они ответили уже очень давно. А почему бы тебе сначала не поговорить с имамом? Узнать, что у него на уме. Возможно, он тебя удивит. В конце концов, он мотался здесь еще до того, как твоя мамуля решила использовать его влияние против тебя…

«Алый» завис на тридцатикилометровой орбите, вращаясь вокруг талии похожей на картофельный клубень Амальтеи. Склоны горы Ликтос, возвышающейся на десяток километров над эквипотенциальной средней отметкой, кишат дронами.