Нил Стивенсон - Падение, или Додж в Аду. Книга вторая

И приказ последовал – от кого-то из соседнего помещения, на том грубом языке, на котором автохтоны отдают распоряжения ульдармам, так что Прим ничего не поняла. Ульдарм щелкнул каблуками, повернулся и слабой левой рукой указал на дверь. Прим поняла, что должна туда войти. Тут стало ясно, для чего нужны длинные столы, – на один из них автохтон велел ей положить суму для досмотра.

В помещении, пеший, без доспехов и оружия, этот автохтон был не многим крупнее Марда или Лина. Бурр превосходил его и ростом, и шириной плеч, но у Бурра черты были грубые, у автохтона – утонченные. Прим невольно залюбовалась его голубыми глазами под длинными ресницами, пока он доставал из сумы и разглядывал скромную кучку яблок, исподнего и письменных принадлежностей. Одно яблоко автохтон внимательно осмотрел и понюхал тонким красивым носом. Яблоко было из тех, что растут на дальнем севере, и автохтон, похоже, это знал. Куда больше его заинтересовала коробочка с письменными принадлежностями. Там лежали несколько свернутых листов бумаги, какую делают на севере. Прим коряво исписала их двумя разными алфавитами.

Автохтон велел ей собрать вещи и пройти в следующую дверь. За дверью была винтовая лестница. Прим поднялась на второй этаж и прошла мимо очередного ульдарма в комнату со столом, двумя стульями и окошком, выходящим на улицы Второэла. Внизу происходила некая странная торговля, в которой каждый играл свою роль, сообразно тому, кто он: ульдарм, появленец, автохтон или…

– Порожденье, – произнес женский голос.

Прим повернулась и увидела, что, пока она смотрела на улицу, в комнату вошла автохтонка в длинном белом платье. Ее желтые волосы, длинные и густые, были заброшены за спину, а держалась она так прямо и величаво, что казалось, они так и останутся за спиной, даже не колыхнутся. Прим не могла угадать, давно ли автохтонка на нее смотрит. Однако приятный аромат, коснувшийся сейчас ноздрей Прим, подсказывал, что женщина вошла мгновение назад.

– Души, созданные по образу Весны и по ее представлениям о том, как должны выглядеть люди, – пояснила та. – Порожденье. Так мы называем их. Тебя.

– А вы… – начала Прим.

– Внешне такие же. И даже неотличимы. Если отбросить соображения красоты. – Женщина оглядела Прим с головы до пят. – Мир был бы проще, отличайся мы с виду от порожденья так же, как здесь. – Она подняла руку, так что белый рукав соскользнул с тонкого бледного запястья, и постучала себя по лбу. – Однако Эл в своей мудрости наделил нас одинаковой формой.

Произнося имя Эла, она полуобернулась к востоку и склонила голову. Прим вспомнила про вежливость и поступила так же.

– Впрочем, это хорошо уже тем, что мы можем говорить между собой, как ты и я сейчас. Оттого-то вы служите для нас неисчерпаемым источником удивления и восхищения.

– Рада служить, – ответила Прим. Красота женщины и ее диковинные слова настолько поражали, что Прим думала об одном: как бы не сбиться с притворного северного акцента. Ибо автохтонка говорила на языке оскольского порожденья как на родном и быстро заметила бы ошибку в произношении.

– Тогда окажи мне еще одну услугу – напиши слово.

Женщина взяла коробочку Прим и начала по-хозяйски рыться в ее письменных принадлежностях. Вынула чистый лист и разложила на столе. Достала перо, встряхнула чернильницу и вытащила пробку.

– Галл, – сказала она, понюхав. – Или, на вашем языке, чернильный орешек. Хорошая вещь.

Трудно было понять, всерьез это сказано или с ехидством.

– Можешь написать свое имя, – сказала автохтонка, глядя в лицо Прим.

– Каким алфавитом?

– А это важно? Цель одна – проверить твою историю. Пиши, как написала бы Пест. Давай.

Прим исписала сотни страниц и древним алфавитом, и новым, и многими другими. Почерк у нее был быстрый, уверенный, однако показать это сейчас значило бы себя выдать. Поэтому она окунула перо в чернильницу и вывела «Примула» с медлительностью, которая наверняка была так же мучительна для автохтонки, как и для самой Прим. При этом она не забыла поставить несколько клякс. Потом выпрямилась, давая понять, что закончила.

– Что ж, преподавателям академии придется помучиться. – Автохтонка взяла листок и прочла написанное. Однако смотрела она на бумагу так долго, что Прим почувствовала – что-то не так.

– Тебя зовут Примула?

– Можно просто Прим. А можно мне узнать твое имя?

Автохтонка глянула на нее так, будто крайне удивлена вопросом.

– Мое полное имя – Истина Эла. – Ее как будто изумило, что кто-то может такого не знать. – В того рода речи, какую использует порожденье, это громоздко, так что можешь называть меня Истиной.

– Спасибо, – ответила Прим, гадая, какого еще рода бывает речь.

– Ты с дальнего северного оскола.

– С Трещенберга.

Истина немного поежилась:

– Немудрено, что ты ходишь закутанной в одеяло. Язык ваших краев наверняка очень древний и странный. Мы здесь называем примулами маленькие ромашки, которые первыми появляются по весне.

– Да. У вас это ромашки.

– Так на Трещенберге они есть?

– Там теплое время коротко, – ответила Прим. – Только самые простые цветы успевают вырасти и зацвести.

Истина глянула на нее пристально:

– У этого имени… долгая и сложная история, восходящая к древним временам и чрезвычайно для нас важная. Если твои родители изучали древние мифы, они могли бы поостеречься и не называть тебя Ромашкой. Но да, для них это просто местный полевой цветок. Они без всякого умысла дали такое имя дочери, не думая, что она когда-нибудь покинет Трещенберг и окажется в цивилизованных краях.

У Прим вспыхнули щеки. Она прекрасно знала легенду. Ромашка вошла в Пантеон Ждода последней. Согласно старым мифам, она внезапно явилась перед самым приходом Эла, чтобы предупредить Пантеон, и была заброшена на небо вместе со Ждодом и остальными.

– Хорошо, Примула, в приличном обществе я буду называть тебя Прим и надеяться: никто больше не знает, что это синоним ромашки.

– В приличном обществе?

– Среди таких, как я, – пояснила Истина.

– Я бы хотела продолжить путь, – сказала Прим.

– К чему такая спешка? Академия Пест существует с начала эпохи.

– Мне сказали, не стоит задерживаться в городе после наступления темноты.

Прим, изображая напуганную деревенскую простушку, глянула через окно на улицу, где уже пролегли длинные тени.

– Разумный совет для одинокой девушки, – признала Истина. – Но тебе, как моей гостье, тревожиться не о чем.

– Я… твоя гостья?

– Вроде бы именно это я сейчас и сказала, Прим.

– Зачем тебе себя утруждать? Ради такой, как я?

– Разумный вопрос, и я отвечу тебе со всей честностью. Я тебя обрабатываю. Вербую. Даже в своей глуши ты наверняка слышала, что владения Эла простираются досюда… – Автохтонка движением руки отделила половину стола, – и не дальше. Там, – она махнула в сторону набережной, а значит, Осколья и всего, что за ним, – владения великанов, диких душ. Рассказывают даже про огромного говорящего ворона, который убеждает тамошних невежественных жителей поверить в отвратительные для Эла бредни. Автохтоны, которых мы отправляем за Первый разлом, частенько сбиваются с истинного пути. Когда я встречаю юное неиспорченное порождение из приличной оскольской семьи, уже немного грамотное и желающее учиться дальше, я считаю своим долгом приветить его в нашем городе. Сегодня ты сытно поужинаешь и ляжешь спать на мягком, а завтра я поручу, чтобы тебя отвезли в Храм. Ты увидишь издалека великолепие Элова Дворца и полюбуешься красотой того, что воздвигнуто здесь. Прим, если ты хочешь овладеть искусством письма, тебе незачем идти дальше на юг. Всему, чему учат в Торавитранаксе, можно выучиться здесь, и тебе не придется вдобавок забивать голову тем мусором, что Пест притащила с собой из древности.