Юрий Силоч - То, что не убивает

Белый дым, чёрная ракета, почти невидимая глазу. Расстояние до земли минимальное, поэтому пилот не успевает отреагировать и уклониться.

Начинённая взрывчаткой умная железка ударяет в брюхо вертолёта: вспышка, огонь, осколки разорванного металла разлетаются в стороны. Машина закручивается вокруг своей оси и мчится к земле, усеивая всё вокруг металлическими потрохами, которые сыплются из её распоротого живота. Шум винтов переходит на визг, затем на хрип. Инерция беспощадна — и вот я различаю бортовой номер, грязь на жёлтой краске, пилота, который паникует и дёргается, желая катапультироваться, но почему-то не может…

Удар.

Несколько тонн металла обрушиваются на меня и протаскивают по земле, размазывают, как масло по бутерброду. Я ничего не чувствую — верней, чувствую слишком много для того, чтобы мозг обработал всё это и выдал какую-нибудь реакцию.

Боль, ужас, темнота — и я вскакиваю весь в поту, сжимая в кулаках мокрые горячие простыни.

Тёмная комната. Неработающий вентилятор.

За стеной громко смеются.

Где-то на улице звенит стекло.

Я опускаю ноги на грязный пол и вспоминаю, что это в общем-то и не мои ноги. Руки дрожат, но и они тоже не полностью мои.

«Спокойно, старая железяка. Спокойно, — я пытаюсь убедить искусственное сердце биться не так часто. — Тот бой давно закончился».

Утро началось с головной боли и острого желания перевернуться на другой бок, накрыться подушкой и задохнуться. При свете комната выглядела намного хуже, чем ночью, а отсутствие воздуха было веской причиной свалить отсюда поскорей, поэтому я пнул скрючившегося на полу Эрвина и приказал собираться.

Мотель мы покинули, не оставив чаевых чёрной кучерявой толстухе с огромным количеством цветных флуоресцентных браслетов на пухлых запястьях, отчего она прокляла нас каким-то древним проклятием и назвала гомиками. Странно, но её не напугало то, что вся наша одежда была перемазана кровищей неизвестных чудил в костюмах. Видимо, в этом районе окровавленные белые парни были обычным делом.

— Может, такси? — с надеждой спросил Эрвин, когда мы вышли и окинули взглядом узкую и тёмную улицу в очередном спальном гетто: исчезающие в вышине коробки социального жилья, бетонное небо-развязка, а на грешной земле — старые машины, шприцы, бутылки, разворошенные мусорные баки, бездомные у костров в железных бочках и очень осторожные собаки, знающие, что они в этом месте — единственная белковая пища.

— А оно сюда приедет?..

Словно в доказательство моих слов мимо промчалась группа чёрных детишек, которые катили перед собой колёса. Самый долговязый и тощий пацан тащил жёлтую дверь с надписью «Taxi», а самая маленькая и круглая девочка в красной бандане — похоже, атаманша этой банды, — размахивала, держа за обрезанные провода, модулем автоматического управления — самой важной и дорогой частью любой современной тачки. Даже с такой добычей они выглядели бы милыми и безобидными сорванцами, если бы не настоящие пистолеты, торчавшие за поясами почти у каждого из них.

Выбраться из района оказалось не так уж и сложно. Местные бросали на нас недружелюбные взгляды, но открытой агрессии не проявляли — оценили наши окровавленные шмотки и поняли, что взять с нас всё равно нечего.

Пока мы шли по разбитым и депрессивным улицам, я вспоминал свой сон.

В какой момент всё пошло не так? В какой момент мечты о сотворении рая на земле рухнули и получился весь этот кошмар?

Память сохранила мотивы, по которым я пошёл работать в тогда ещё не армию, а «Объединённую Службу Безопасности Корпа». Деньги, конечно, играли свою роль, но куда больше меня привлекала идея, которую создатели вдохнули в своё детище — новое пространство, свободное от престарелых маразматичных политиков, религиозных фанатиков с устаревшими догмами, морализаторов, лицемеров и ретроградов. Корп должен был стать технологическим Эдемом, вершиной человеческой мысли, попыткой построить общество с нуля — без вынужденных ограничений и проблем, которые тянутся за любым из государств уже сотни лет.

Первое время, конечно же, так и было: прорывы в медицине, IT, телекоме и технике ошеломляли, но со временем всё вернулось на круги своя. Неравенство, дискриминация, консерватизм, коррупция. Изменилась лишь форма государства: логотипы технологических гигантов заняли место орлов с гербами, но суть осталась прежней.

Я думал, что это, похоже, с людьми что-то не так, раз уж любая попытка построить рай вырождается в очередное чудовище.

Трудности начались, когда гетто осталось за спиной, и стало понятно, что идти в общем-то некуда. Апартаменты, из которых нас похитили, явно под наблюдением, квартира Эрвина, скорее всего, тоже, а других мест, куда мог бы податься нищий старик, попросту не существовало. У меня не было никакой цели. Абсолютная свобода: можно отправляться куда угодно, что угодно делать со своей жизнью, — и это пугало куда сильнее, чем неизвестные громилы.

Вновь навалилось острое и гнетущее чувство бессмысленности происходящего, из-за которого я замедлил шаг, а затем остановился, уселся на бордюр и уставился в одну точку, обхватив голову.

— Э-э… Маки? Ты как? — удивился Эрвин, но я ничего не ответил ему, поглощённый внутренним опустошением. На расстоянии вытянутой руки гудели двигателями грузовики без водителей: целая вереница их стояла в очереди к подъёму на развязке.

Ни людей, ни животных — только узкий тротуар, стена из гофрированного металла и дорога, размашистой спиралью уходящая ввысь. Серый бетонный бессмысленный мир.

«Что делать? Что делать?»

Нет нормальной одежды, нет обуви, нет крыши над головой. Я грустно усмехнулся: всё познаётся в сравнении, и положение, в котором я пребывал ещё несколько дней назад, теперь казалось поистине королевским.

— Я, наверное, пойду… — Эрвин сделал шаг назад, но я вскочил, схватил его за одежду и ощерился.

— Стоять. Я тебя никуда не отпускал.

Подавленность сменилась агрессией. Очень хотелось дать Эрвину по голове, да посильнее — просто потому, что он стоял тут передо мной такой жалкий и трусливый.

Он почувствовал моё настроение: слегка приподнял руки, чтобы защититься, отстранился и глядел затравленно, как бродячая псина, застигнутая за воровством мяса. Я всмотрелся в его лицо и округлил глаза от изумления. То ли из-за освещения, то ли из-за контраста с моим сном, где он был совсем молодым, я неожиданно заметил, что бывший разведчик очень сильно изменился. Глубокие морщины, пигментные пятна, волосы явно крашеные… И как я раньше этого не заметил?

— Что? — нахмурился бывший приятель, увидев, как я поменялся в лице.

Я отступил на шаг, совершенно потрясённый: