Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Колокольцев вытащил из кипы самый тонкий файл. Открыл и сунул Ладе под нос. В заголовке значилось:

«Пациент №… Анастасия Ивановна Ларина (Теремкова)».

А ниже — лицо ее матери.

«…выраженный персекуторный бред. Пациентка считает, что ее бывший муж украл их общего ребенка (дочь) и удерживает ее в подземном бункере. Бред яркий, реалистичный и логически безупречный…»

— Что… Мама?

— Мама, — кивнул Колокольцев. — Первая встреча… это было подобно удару молнии в безоблачный день. Я сразу понял — эта женщина… я даже не знаю. Идеал. Мечта. Воплощенное желание. Они любили друг друга нежно, алчно. Но потом… Ох, что-то я затянул со вступлением.

Он быстро застучал по клавиатуре, открыл окно с каким-то перечнем, выбрал нужное и аккуратно надавил… видимо, на «ввод». Потому что лаборатория опять затарахтела, и на Ладу сверху надвинулась шарнирная рука манипулятора с иглой.

Так вот что это был за укус! Максим вколол ей что-то, чтобы она отключилась! В этот раз укус был больнее, зато Лада осталась в сознании.

— Секвенирование и анализ интересующих меня участков этим старьем займут некоторое время. А пока у меня для тебя есть еще одна папка и кое-что повкуснее. Макс, будь добр.

Профессор положил Ладе на глаза ладонь. Ее кожа почувствовала дыхание ветра. Она вдруг оказалась внизу, в узкой комнате с разбитым окном. Лунный свет сочился сквозь прорехи в плюще, освещая руки и грудь стоявшего перед старинным сундуком человека — Максима? — и она видела эти руки, как будто они были ее руками.

Когда он только успел спуститься?

— Ты только посмотри на них! — восхитился Колокольцев, переводя ее взгляд на крышку сундука с шишечками по углам, на каждой из которых восседало по птице, и все они безмолвно смотрели на людей. — Какая дисциплина. А ты давай, Макс, открывай. Крышка не тяжелая.

Мужские — ее! — руки сжали монтировку.

— Какими бы мы ни были талантливыми. Какие бы теории ни строили. Чему бы себя ни посвящали. Мы должны признать: мы лишь пыль на ветру. Это не я, это Кастанеда. Мы знаем мало, понимаем и того меньше. Живем одним днем. Но следующий наступает неизбежно.

Макс просунул раздвоенный язык монтировки в щель между крышкой и передней стенкой сундука и, действуя ломиком как рычагом, пытался сорвать крышку. Птицы разом поднялись и закружили по чулану.

— В девяносто первом дочь Антуана Теремкова и Анастасии Лариной погибла в аварии. Анастасия Ларина в результате полученных травм больше не могла иметь детей. Она так и не пришла в себя от перенесенного. Попала в психушку. Однако в девяносто девятом, после выписки, у нее уже была пятилетняя дочь Аделаида.

Колокольцев оторвал ладонь от Ладиных глаз ровно на минуту и показал ей милицейский отчет. Ей хватило, чтобы рассмотреть. ДТП, август девяносто первого. Там была ее мать. И Теремков. И фото детского тела в джемпере и юбочке. Сломанная копия тех, из альбома.

Тем временем Максу удалось поднять крышку. Он порылся в глубине сундука и достал пластиковый пакет, из которого стал по очереди вынимать какие-то вещи… детскую одежду. Сандалики, колготки, юбочку, маечку, бант… — в неверном свете Луны все они казались серыми — что потемней, что посветлей.

— Это первый комплект. Скажи, когда ты смотришь в зеркало, ты испытываешь раздражение… не от того ли, что где-то в самом дальнем уголке сознания тебя гложет безумный вопрос? Вопрос, который ты сама себе запретила задавать? Вопрос, артикуляция которого поставила бы под сомнение целостность твоего разума? И этот вопрос…

Макс разбирал содержимое второго пакета. Комплект оказался схож с первым в номенклатуре, размерах, фактуре, мелких деталях.

— Как тебя зовут? — Колокольцев обнажил белые ровные зубы. — Макс, третий правее, под грудой тряпья.

Как тебя зовут? — хором вопросила тысяча голосов .

Когда-то у нее было имя, как у всех. Когда-то у всех них были имена. А потом они обрели единственное имя. И стали исчезать по очереди из белой комнаты. Пока не осталась она одна. И знала, как правильно ответить на вопрос. Отцу, милиции, врачам, матери, взрослым, детям, самой себе.

Ты лишь прах, глина.

Бесформенный кусок земли, ты лишь безликое ничто, но, как только я завершу лепку, ты станешь шедевром.

— Профессор… Денис! Зачем это все вам? — забормотала она, прорываясь сквозь морок к яви.

— Знаешь, это было нелегко. Собирать вас. Улучшать вас. Просеивать и возвращать миру отсеявшихся. Ты еще не поняла? Она просила, умоляла! «Теремков, ты же гений». Не хотела мириться. И он поверил. А потом это стало мечтой. Словно вдалеке, у самого горизонта сияла звезда, показывала путь. Макс, возвращайся. — Макс закинул за спину мешок с одеждой и повернулся к выходу. — Как легко все шло… Открытие за открытием. Вычислительные фрагменты, перенос. Я другой человек. Не только внешне — по сути.

— Другой человек?

— Знаешь, я читал сегодня те записи, в библиотеке… Конечно, другой. В него верили, он верил. Жизнь внесла коррективы. Его схватили в саду института, в оранжерее… знали мало. Но пытались. Все эти наркотики. Электричество. Снова и снова. Год за годом. Многие сходят с ума. Придумывают себе новые миры. Новые личности. Вот и он придумал. Только в отличие от многих он понимал, что надо делать. Бросал этим крохи, и они ставили на нем… мне мои же опыты! Так мне удалось получить силу и покинуть свою клетку.

Максим шел мимо зарешеченных камер. Теперь они не были пусты. В каждой из них Лада видела себя… маленькую девочку с белым бантиком в синеньком джемпере и юбочке.

— Но за все нужно платить, — проговорила Лада чужую, подслушанную мысль.

— Точно. Я запрятал Теремкова, забыл, кем я был на самом деле. Для меня не существовало ничего, кроме текущего момента. Много лет все, что я мог, — двигаться. Менять внешность. Заново учиться жить, работать. Наконец, когда мой бег окончился и во мне не осталось ничего от меня прежнего, появилась ты. И что-то внутри стало просыпаться! Вспышками, неконтролируемо… но достаточно, чтобы вспомнить.

Колокольцев — или Теремков? — отнял руку от ее лица, и она снова могла видеть своими глазами. На дисплее 386-го сияла надпись: «Анализ успешно завершен».

— Макс, выкладывай сюда.

Пока Колокольцев, насвистывая БГ, просматривал отчет, зомби Макс аккуратно разложил на дальнем столике детскую одежду.

— Как я и думал, все еще заготовка. Проблема в скорости обмена: биохимия — штука медленная, ты не способна держать постоянную связь. Я… Теремков пробовал вас улучшать, учить нейроны, ты подошла ближе всех! Что-то мы не видим, не понимаем. А нужно двигаться! Птицам как-то удалось… хотя бы на своем, локальном уровне.

Нет. Лада знала: он был не прав. По крайней мере, не целиком прав.