Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Будет с нами… есть.

Биосфера. Недостающее слово — биосфера! И потом: «Как мы видим, этот суперкомпьютер принципиально многозадачен. Единственная проблема, по-настоящему серьезная — проблема интерфейса оператор-ноокомпьютер. Сейчас я покажу, как надеюсь ее решить, используя специфические механизмы в ядрах нейронов мозга. Я обнаружил, что нейроны постоянно переписывают свою ДНК, даже в кодирующей части, регулируют собственный геном».

— Смотри, здесь все объяснено. — Макс снова усадил ее за компьютер. — Тебе понятно? Они как одно. Скажи, что все понимаешь!

Ей казалось, она понимает. Нервная система птицы перестраивалась, становясь частью, узлом общей сети стаи. Но Лада молчала, ждала, получится или нет.

Наконец последняя игла отошла от маленького тельца. На экране пошел обратный отсчет времени.

8, 7, 6 — в лабораторию влетели три птицы и сели по краям ветстола; 5, 4 — пациент поднял голову; 3, 2, 1 — он попытался взлететь: приподнялся, с трудом удерживаясь в воздухе, и упал бы, если бы не сорока, поддержавшая его грудь головой.

На счет «0» птицы улетели, по очереди поддерживая нового члена стаи.

— А я все думала, как попугаям удалось пережить хотя бы одну зиму? Похоже, у него получилось!

— Верно. Нейроны взаимодействуют с комплексом! Это то, что нужно. — Максим разволновался, забормотал скороговоркой, забыв, что буквально час назад просил Ладу уйти.

Лада не вслушивалась в его болтовню, шепот отвлекал ее, не давал сосредоточиться.

Пыль, прах… но станешь…

Стоп! Было еще что-то… эти клетки внизу.

Почему она решила, что они для собак? Ей не нужно было спускаться на первый этаж, чтобы удостовериться: сейчас она отчетливо их представляла. Не просто клетки — зарешеченные каморки с рукомойниками и маленькими койками. По одной в каждой. Как она не видела раньше? Клетки… скорее, тюремные камеры. Кого там держали?

Макс мерил шагами лабораторию и продолжал говорить как будто в полузабытьи:

— Помнишь, тебе рассказывали про эксперимент с крысами? Про поведенческую копию?

Он подошел к очередному шкафу, с любопытством взглянул на склянку с жидкостью, набрал немного шприцом.

— Ты слушаешь?

— А? — встрепенулась Лада.

О чем это он? И на компьютере новое окно с текстом…

«Очевидно, биосферный вычислительный комплекс способен эмулировать работу менее мощного автомата, в том числе мозга. Если реализовать интерфейс, задача воспроизведения сознания станет решаемой».

Пыль… прах… глина.

Получается, эксперимент с клестом — шаг к такому интерфейсу? Обмен информацией между птицами идет по тому же механизму, просто они создали что-то вроде собственной локальной сети.

Куда клонит Теремков в этом своем тексте? Что-то про синдром исчезнувшего близнеца. При чем здесь вообще крысы? Они бегают по лабиринту. Маршруты, алгоритмы, автоматы… жаль, во всех этих программистских делах она была не так сильна, как Макс. Пожалуй, Ладе стоило сказать ему спасибо: довез, пошел с ней в этот дом, помогает… и сейчас подошел, встал за спиной, положил руку на плечо.

Она уже собиралась повернуться, даже набрала воздух в легкие, но почувствовала легкий укус в шею.

Как… твое имя?

Глина… Пыль.

Конечно!

В ушах звенело. Перебор из нелюбимой песни.

Я помню движение губ.

Прикосновенье руками.

Звук стал шершавым, потрескавшимся, как со старой грампластинки. Лада приоткрыла глаза.

Привет. Ты. К нам. Вернулась.

Лада лежала на чем-то жестком головой к входу. Она видела почти всю лабораторию: лампы на потолке, большую часть оборудования, шкафы сбоку. И двух мужчин. Максим стоял у стола — того самого, с манипуляторами, на котором раньше лежал клест, а теперь она сама, — и отсутствующим взглядом смотрел прямо перед собой. Вторым был профессор Колокольцев. Он сидел, наклонившись всем корпусом к монитору, и увлеченно листал какой-то документ.

Она попыталась встать, но не смогла. Ее запястья и лодыжки были надежно схвачены фиксаторами.

Вспомни.

Теперь она помнила. То, куда раньше ей не было хода. Продолжение сна с мужчиной без лица. Где много девочек и нет мамы. Она заходит в дом, осматривается, замечает лестницу, зеркала и только после — главное. Вокруг, по стенам — клетки, клетки, клетки.

Я слышал, что время стирает все.

Правда?

— Д… Денис Александрович, вы?

Колокольцев поднял голову.

— Солнышко, тут я задаю вопросы, — и вдруг рассмеялся. — Хотя какого черта… с тобой с самого начала шло сложно. С другими мне всегда было проще находить общий язык. В последнее время — особенно.

Колокольцев хлопнул в ладоши и жестом фокусника указал на Макса. Тот вскинул голову, механическим движением достал из шкафчика склянку со светящимся содержимым, удивленно посмотрел на нее. Потом сорвал резиновую крышечку со склянки, вылил немного жидкости на указательный палец и начал разрисовывать себе лицо. Подвел глаза, подрисовал ус, другой — на коже стала проступать кошачья маска.

— Хватит! Пожалуйста, хватит.

— Брось, это безвредно, обычный флюорофор для меток, ты знаешь, секвенировать ДНК, — отмахнулся Колокольцев. — А твой друг уже почти два часа под моим контролем, я нашел его внизу таким напуганным… Восприимчивый, да.

Макс опустил руку и снова уставился в стену. Лада выдохнула:

— Что? Что вы от меня хотите?

— Пожалуй, я начну издалека. Тем более, милая, тебе все равно захочется узнать.

Колокольцев пошарил у себя под рубашкой и снял с шеи ключ на цепочке. Вставил в скважину тумбочки компьютерного стола, повернул, открыл дверцу и достал кипу папок. Бросил на стол. Начал перебирать.

— Ты ведь не любишь зеркала? Вспомни…

Как он мог знать? Залез в голову, как к Максу? Лада боялась себе признаться, но с тех пор, как профессор появился в городе, ее не покидало необъяснимое чувство. Не просто волнение — ожидание.

Вспомни.

— …эту непреодолимую неприязнь. Ты будто кожей чуешь, что из зазеркалья на тебя смотрят. Твой темный близнец, который хочет поменяться с тобой местами. Скажи, в твоем доме не сохранилось фотографий, где ты младше пяти лет?

Первую свою фотографию Лада помнила прекрасно. На той самой школьной линейке, в белой блузочке, в сером ученическом сарафанчике, с букетом астр. С мамой рука об руку.

— Хах, кажется, что-то ты начинаешь осознавать. Но этого мало. Знаешь, твоя мама… та, кого ты за нее принимаешь… Можно родиться гением, но так и не узнать этого, прожить никчемную жизнь и умереть в безвестности. А можно встретить людей, подчас простых, тех, кто верит в тебя, вдохновляет, дает направление… ради которых ты готов пойти на все! И тогда для тебя больше нет преград. Да-да! Правда, жизнь может внести коррективы.