Дмитрий Орёл - Мю Цефея. Игры и Имена

Надо было переходить к делу, но Феликс внезапно поинтересовался:

— Только нам пришлось выделываться на записи, оставляя послание нашим будущим детям?

Ольга, второй навигатор, бросила в рот строго запрещенный кубик прессованного табака.

— Яйцеклетки им ни к чему, замораживать их неэффективно. Ваша сперма, — она подтолкнула Бориса, — принесет сотни потомков, а наши яйцеклетки максимум несколько.

Борис хмыкнул, передавая дальше по кругу пакет с земным вином:

— Я уверен, что у них есть список потенциальных матерей, тоже детей Героев, которым запрещено выезжать с Земли. Мы для них пушечное мясо, однако они не преминули выдоить нас.

Борис считал, что Совет Хранителей балуется, как называл это врач, евгеникой.

— Они хотят вывести идеального землянина, — Борис взялся за табак, — вернее, идеального защитника Земли.

Макс издевательски протянул:

— Защитника от придуманной угрозы. Я не верю в агрессоров. Хранители наводят тень на плетень, чтобы люди боялись. Напуганным населением легче управлять, посмотрите на исторические прецеденты.

Профессии историка больше не существовало. Все, случившееся до Большого Рывка, объявили набором легенд.

— Нам говорили, что Земля стояла на грани катастрофы, — Макс тоже отщипнул немного табака. Скривился. Ему претила обязательная риторика Содружества, — что Большой Рывок спас человечество, что мы обязаны нашими жизнями Героям, погибшим ради будущей славы.

С отключенными системами слежения они могли разговаривать спокойно, но по привычке не изменяли жестам, сохранившимся в Космофлоте со времен освоения Марса.

«Об уничтожении марсиан они тоже молчат», — зло подумал Макс.

Высадившись на планете, земляне наткнулись на разветвленную систему искусственных тоннелей. Недра Марса скрывали горячие источники и запасы пресноводного льда. Макс никогда не видел марсиан, уничтоженных пять веков назад, однако слышал от старых космолетчиков рассказы о мирной расе, эволюционировавшей в темноте. Марсиане были антропоидами с недоразвитым зрением, однако они отлично слышали и обладали острым нюхом.

— И развитой жестовой речью, — хмыкнул Макс, — которую мы используем в Космофолоте. У них наверняка была и письменность, но все давно утеряно, как и на Земле.

Тому, кто интересовался древними временами, приходилось восстанавливать знания по крупицам. Пережевывая табак, Макс добавил:

— Спасибо приятелям Кимы с биологических станций. Мы обеспечены зельем, — он по-детски любил давно забытые слова, — до конца полета.

Старики в Космофлоте намекали, что кроме массовых убийств марсиан происходило и кое-что еще. «Марсиане были похожи на нас, — с болью подумал Макс, — что, если нам лгали? Что, если первые межпланетные полеты случились задолго до Большого Рывка, а марсиане были потомками земных звездолетчиков?»

Он искоса взглянул на Ванду. У нее, кажется, есть марсианская кровь. О таком открыто не говорят, но некоторым женщинам удалось спастись. Один из стариков, рассказывавших ему об освоении Марса, поведал: «Тогда на планете можно было спрятаться от Хранителей. Колонисты используют постройки марсиан, считая, что города и тоннели — дело рук первых поселенцев. Никто не говорил им правды и не скажет, а что касается спасенных, то в те времена некоторые пары исчезали с глаз долой. Не каждому хочется размножаться по свистку цербера в белом комбинезоне. Тем более что теперь родители не воспитывают детей». Во время этого разговора Макс запомнил доселе неведомое ему слово «цербер».

Сейчас в Содружестве сразу после появления ребенка на свет ему присваивали и вживляли личный номер, после чего мать расставалась с ним навсегда. (Но не в нашем случае, — поправил себя Макс, — нас до трех лет воспитывали.) Находя поселение изгоев в недрах Марса, Хранители уничтожали взрослых и детей старше трех дет. А малышей отправляли в интернаты, такие маленькие быстро все забывали.

Тут Феликс задвигал пальцами: «Не отвлекаемся, ребята и девчонки. Борис, что с чипами?» Медик хмуро отозвался:

— Без шансов, кэп. Я даже не знаю, где он точно расположен.

Кима нахмурилась:

— Я слышала, что в позвоночнике.

Ольга покачала головой:

— Мне говорили, что в тазовых костях.

Борис подытожил:

— Больничный отсек на «Стремлении» хороший, но речь идет о пяти операциях. Феликс поднял бровь:

— Остаешься ты. Никто из нас не справится с твоей операцией, а медицинская система не запрограммирована на такие вмешательства.

Тут заговорил Макс:

— Мы с Ольгой постараемся ее перенастроить.

Ванда подняла один палец. Осталось совсем немного времени на разговор — и на то, чтобы решить хоть что-то. Они надеялись, что Хранители на Каллисто спишут помехи в работе систем слежения на магнитные волны.

— Или еще на что-нибудь. — Экипаж «Стремления» сцепил руки. — Прорвемся, ребята. Один за всех и все за одного, как говорили в древние времена.

#

Теперь же Макс понятия не имел, где его друзья.

— И живы ли они, — вокруг него простиралась чернота, — и жив ли я сам.

Но он точно знал только одно:

— У меня будет сын, — холод сменился давно забытым теплом, — у меня и Софии.

#

За последний месяц лепестки пиона стали пышнее. За цветами ухаживала автоматическая система. Софии не требовалось касаться растений, окружающих лужайку с мягкой травой, однако она предпочитала проводить время именно здесь.

Она теперь знала, как ее зовут, однако не собиралась сообщать свое имя Хранителям. София понятия не имела, откуда Макс получил сведения о нем.

— Нет, я знаю, — она незаметно положила руку на живот, — от нашего мальчика. Он действительно не такой, как все.

Хранитель велела ей не забывать о физических упражнениях. Каждое утро София плавала в бирюзовой воде бассейна на террасе, опоясывающей здание. Она точно не знала, на каком этаже находится. Земля отсюда казалась очень далекой.

«Высота птичьего полета, — поняла София, — надо спросить у Макса, сколько это».

София молчала о ежедневных разговорах с отцом ребенка. Не была уверена, происходят ли они на самом деле.

— Может быть, я все придумала, — солнце грело ее затылок, — но нельзя о таком упоминать. Хранители могут решить, что я потеряла рассудок.

Об этом исходе событий София тоже услышала от Макса. Его обычно насмешливый голос стал ласковым.

— Не рискуй. Мысли они прочесть пока не могут, то есть я надеюсь, что не могут. — Макс помолчал. — А если ты признаешься, что слышишь меня, они не пощадят тебя, милая.

София не знала этого слова.

— Это значит, что ты мне нравишься, — смущенно признался космолетчик, — я тебя вижу. У тебя рыжие волосы и серые глаза.

София невольно хихикнула: