Чайна Мьевилль - Нью-Кробюзон [Трилогия]

В отсутствие телохранителей, стражников, случайных свидетелей яростная напряженность в их отношениях пропадала. Их жесты почти не выдавали предосторожности, характерной для первой встречи.

— Я ведь тебя хорошо знаю, Утер, — сказал Бруколак. — И мы на одной стороне. Я искренне тебе доверяю. Я доверяю твоему чутью. Я знаю, что ты думаешь. И мы оба знаем, что ты лишь по идиотской случайности оказался с ними, а не со мной. — В его голосе послышалось сожаление, легкая нотка сожаления.

Бруколак водянистыми глазами смотрел на Утера Доула. Его длинный раздвоенный язык попробовал воздух, потом Бруколак заговорил снова.

— Скажи мне, дружище, скажи мне, что происходит. Сиськи лунные! Не могу поверить, что ты поддерживаешь эту дурацкую идею. Ты что, чувствуешь себя виноватым? Да? Из-за того, что подсказал им эту мысль? Если бы не ты, они сами никогда бы до такого не додумались. — Он чуть наклонился, не прерывая речи. — Дело ведь не во власти, Утер. Ты это знаешь. Да мне насрать, кто возглавляет Армаду. Мне, кроме Сухой осени, ничего не нужно. Саргановы воды всегда были сильнее других, и меня это устраивает. И не в этом вонючем аванке дело. Проклятье, да будь у меня надежда, что из этого что-нибудь получится, я был бы с вами. Я же не похож на этих жопоголовых из Дворняжника, которые несут всякую чушь, мол, это "против природы", "нельзя заигрывать с потусторонними силами", и всякую такую херню. Слушай, Утер, если бы я думал, что сделки с демонами помогут усилению города, я первый пошел бы на это.

Утер Доул смерил его взглядом, и только теперь мускулы на его лице шевельнулись и оно выразило сдержанное удивление.

— Ведь ты немертвый, Бруколак, — сказал он своим певучим голосом. — Ты же знаешь, многие считают, что ты и без того имел дело с адским племенем.

Бруколак пропустил это замечание мимо ушей и продолжил:

— Я возражаю потому, что, как нам обоим ясно, это не кончится с аванком. — Голос его звучал холодно.

Доул отвернулся. Ночь стояла беззвездная, горизонта тоже не было видно — море и небо, оба чернильного цвета, сливались друг с другом.

— А скоро и другие это просекут, — продолжал Бруколак. — Шаддлер будет делать, что ему скажут, пока это сраное море не начнет кипеть, но неужели ты думаешь, что Джхур и Книжный город станут поддерживать Любовников, когда поймут, в чем суть их плана? Утер, вы напрашиваетесь на мятеж.

— Мертвяк… — начал Доул и тяжело замолчал. Доул единственный во всем городе употреблял это почетное иностранное обращение, ходившее в его отечестве. — Мертвяк Бруколак, я — человек Любовников. Ты это знаешь, и ты знаешь почему. Все могло сложиться и по-другому, но не сложилось. Я — солдат, Бруколак. Хороший солдат. Если бы я думал, что у них ничего не получится, — если бы я думал, что из этого ничего не выйдет, — то я бы не поддерживал этот план.

— Дерьмо это собачье. — Голос Бруколака звучал жестко и глухо. — Божья сперма, Утер, это же… ложь. Неужели ты… неужели ты не помнишь, как я узнал, что они собираются делать с аванком?

— Шпионы, — ровным голосом сказал Доул, снова встречаясь с ним взглядом.

Бруколак ответил уклончиво:

— Шпионам известно только всякое вранье и намеки. Не обманывай себя. Я знаю, потому что ты мне сказал.

Взгляд Доула стал холодным, пронзительным.

— Это клевета, и я не позволю тебе ее повторять, — сказал он, но Бруколак оборвал его смехом.

— Да ты посмотри на себя, — изумленно сказал он. — С кем, по-твоему, ты говоришь? Брось ты к херам важничать. Ты знаешь, что я имею в виду. Конечно же, ты не поделился со мной этой информацией добровольно и даже признавать того, что это случилось, не желаешь. Но хватит, Утер. Я пришел к тебе с предложением, а ты… Ты слишком хороший профессионал и не выдашь ничего такого, что может потом обернуться против тебя, но пожелай ты ввести меня в заблуждение или внушить мне, что я ошибаюсь, ты вполне мог бы это сделать. Но ты этого не сделал, и я тебе благодарен. И конечно, я не против, играй себе, если хочешь, в эту дурацкую игру, не признавай того, что нам обоим хорошо известно. Ты не подтверждаешь моих подозрений… хотя и не опровергаешь их; что ж, я не против. Можешь и дальше просто молчать… Факт остается фактом, Утер. — Бруколак рассеянно сбросил с перил щепки, и те поплыли в темноту. — Факт остается фактом: ты сам поставил меня в известность. И ты знаешь, что руководители других кварталов мне не поверят, если я им сообщу. Ты дал мне то, что я должен нести в одиночестве. А причина, думаю, в том, что ты знаешь: план этот глуп и опасен, и ты не понимаешь, что делать с этим знанием, и хочешь заполучить союзника.

Доул улыбнулся.

— Неужели ты настолько самоуверен? — презрительно сказал он. — Неужели ты вовсе не сомневаешься в себе и считаешь, что можешь любой разговор, любое недопонимание обратить себе на пользу?

— Ты помнишь големов бритвы? — неожиданно спросил Бруколак, и Утер Доул тут же замолчал. — Долину парового ветра? — продолжал Бруколак. — Помнишь это место? Помнишь тех тварей, что мы там видели? Город перед нами в долгу. Ведь именно мы спасли его, хотят они это признавать или нет, знают они это или нет. Где тогда были эти треклятые Любовники? Был ты, и… был я.

Крики чаек. Звук ветра, гуляющего между кораблей, поскрипывание в Заколдованном квартале.

— Я тогда кое-чему научился, Утер. — Голос Бруколака звучал спокойно. — Я научился понимать тебя. Я тебя знаю.

— Божьи ветры! — Утер Доул повернулся к нему. — С какой это стати ты играешь в старого боевого товарища? Я не на твоей стороне, Бруколак! Я с тобой не согласен! Это ты можешь понять? Да, у наших отношений есть история, и, Кириад знает, я без особой нужды не буду с тобой ссориться, мертвяк. Я — лейтенант, а ты никогда не был моим капитаном. Я пришел сюда сегодня по твоей просьбе. И больше ничего.

Бруколак поднес руку ко рту и смерил Доула взглядом. Его длинный язык высунулся над пальцами. Он опустил руку, и лицо его было печальным.

— Шрама не существует, — сказал Бруколак.

Воцарилось молчание.

— Шрама не существует, — повторил он, — и если по какой-то случайности астролономы ошибаются и он все же есть, то мы его не найдем. А если каким-то чудом и найдем, то ты, ты, Утер, в первую очередь, знаешь, что это будет означать для нас всех. Смерть.

Он махнул рукой в сторону ножен с мечом, висящих на левом боку Доула. Затем указал пальцем на правый рукав своего собеседника, где, словно вены, топорщились переплетенные провода.

— Ты это знаешь, Утер, — сказал Бруколак. — Ты знаешь, какие силы можно разбудить, если иметь дело с подобными вещами. Ты знаешь, что встреча с этими силами для нас конец. Ты это знаешь лучше любого другого, что бы твои идиоты ни думали на сей счет. Для нас всех это будет значить гибель.