Сергей Волчок - В бой идут… Книга первая

– Так ведь можно и по морде дать – заметил я.

– Можно – легко согласился возчик. – Дело нехитрое и дерьмом себя чувствовать не будешь. А что ты через месяц чувствовать будешь, когда сыну курс прокалывать надо будет, а денег на лекарства нет? Я никому не судья, жизнь человека иногда в такую раскоряку ставит, что и не поймешь – что хорошо, что плохо. Что важнее – гордость или сын? И не дай бог, чтобы нам с тобой такой выбор делать когда-нибудь пришлось. Я тебе так скажу – что бы человек не выбрал, я его осуждать не буду.

И все это хорошо, пока ты молодой, и не за кого, кроме себя, не отвечаешь. Потому что жизнь – она лесенкой. Всегда кто-то над тобой стоит, и под тобой. И не всегда людей на этой лесенке правильно расставляют. Я вот смотрю здесь на всяких банкирских да депутатских сынков, которые тута в масштабируемом шмоте гуляют, что дороже моей квартиры стоит, на спесь да на гонор их смотрю. Молодой был – злился на таких, а сейчас не злюсь. Это нам здесь – работа, а им игра, пусть себе играют. Всегда будут тот, кто играет и тот, кто работает, всегда будут паны и холопы, по-другому не бывает.

Мне вон батька рассказывал – даже при коммунистах то же самое было: начальство и простые люди. Разве что воли гнидам, наверх залезшим, меньше давали, вот они себя и сдерживали. Причем не от души сдерживание идет, а от ума. Там ведь дураков мало, они понимают, что предел у людей есть. Нельзя все время терпеть, терпелка кончится рано или поздно закончится, планка упадет и тогда все тормоза слетают. Им оно надо? У меня ведь тоже граница есть, которую я никому перейти не дам, и тому первому хозяину не дал бы. Ни жена, ни дети не остановили бы. А он хоть ума и небольшого был, но чуйка у него прекрасно работала – ни разу эту границу не перешел. Ни со мной, ни с другими мужиками. Рядом крутился, на грани ходил, но не заступил.

И последнее, что сказать хочу – если человек что-то из себя представляет, если лапками дергает – все равно он рано или поздно на свое место встанет. Где ему и сверху правильный человек будет, и снизу такие же.

Вот, говорят, что людям вверх стремиться надо. Глупости это все. Чем дальше вверх, тем меньше места, все не влезут. Люди в основном по кругу ходят, но не просто так, а место свое ищут, где им ничего не жмет и не мешает.

– А ты, я так понял, свое нашел уже? – поинтересовался я. – Складно говоришь, вот только если люди вверх стремиться не будут – значит, вниз провалятся. А там известно, что находится.

– Нашел, да. А знаешь, когда понял, что нашел? Меня Барсук раз спросил: не хочешь ли, Юрко, полный аккаунт взять? Я тебе, говорит, беспроцентный кредит дам на три года, сколько ж тебе можно в работягах ходить? А я как подумал – это же опять качаться, опять с нуля все. Ну да, профессия при мне останется, да и заработки у воинов побольше наших. Но тут как посмотреть – хороший мастер не меньше дружинника получает, а уж если редкий крафтер – то и поболе. Хотя не в деньгах дело, самое главное – просто не хочется. Когда все хорошо легло, ничего нарушать не хочется. Гармония, кажись, это называется.

Подумал, в общем, – не, говорю, Петр Семеныч, не надо мне этого. Вот через пару лет, когда старший подрастет и его к делу пристраивать надо будет – тогда и приду к тебе на поклон. За кредитом на капсулу и полный аккаунт. Пусть сразу воина качает, а я подмогну, если что. Такой уж закон человечий – детям судьбу легче своей делать, иначе для чего жить? Вот так люди вверх и идут – медленно и постепенно. А ежели саженец тянуть, чтобы быстрее рос – загубишь его и все.

– Да ты философ, Юрко, – улыбнулся я.

– Философ не философ, но мозгой раскинуть люблю. Мы ведь, водилы, много всего видим, и времени обдумать все это у нас тоже хватает.

– Митя!!! – прервал эти философские рассуждения вопль Митрича. – Митя, ты куда пропал? Девки аж испугались. Иди давай, а то Светка тебя на лоскуты порвет.

– И то верно, заболтались мы, – подержал Митрича Юрко. – Иди, Дмитро, а то хозяйка твоя осерчает. Бог даст, еще свидимся.

– Да не хозяйка она мне. Такая же, как и мы, только башка у нее получше моего варит. Вот и командует нами.

– Ну так я и говорю – именно поэтому всегда и будут те, кто велит, и те, кто слушается. Главное, чтобы по ступенькам расставляли по-честному. Ну все, бывай.

– И тебе не хворать.

Всю обратную дорогу я молчал и думал – пригрузил меня Юрко. А Андрюшка, гад малолетний, так и не раскололся – о чем же они с огром беседовали. Кроме «не могу, слово дал» мы так ничего от него и не добились.

Последняя неделя пролетела незаметно. К нам еще несколько раз обращались по поводу данжа, но тут обошлось без личных встреч – хватало короткой переписки. Нам много раз пообещали горы золота – но потом, три раза – взять к себе в клан, но тоже потом, и один раз – полный капец и мучительную цепь перерождений прямо сейчас. Караташ и Извольский с нами так и не связались, но Сергеевна заявила, что молчанию удивляться не приходится – они наверняка обо всем уже в курсе:

– Они же наверняка у огра в клане себе «кротов» навербовали, да и он, думаю, не отстает. Всех людей не проверишь, а золотой ключик открывает любые замки. А если знают, что договариваться с нами не о чем – так чего время зря терять?

Наше боевое звено качалось как подорванное. «Три танкиста» перешли на 12-уровневых мобов, никого сильнее на нашем участке просто не было. На третий день Андрюшка наконец-то выбил 10 уровень, а на четвертый спалился Митрич.

Выяснилось, что неуемный дед, выбив пятый уровень, начал, как он выразился, «индивидуальную подготовку». Каждый вечер, вместо того, чтобы идти спать, он тайком возвращался в капсулу, брал Тортика и ночами гасил семиуровневых мобов, благо, их локация была неподалеку от нашего дома. Спалил его охранник нашей богадельни, когда капитан, которого от усталости и недосыпа кидало от стенки к стенке, уже под утро брел к себе в комнату.

Господи, как же орала на него Семеновна! Такого перечня синонимов словосочетания «старый дурак» я не слышал никогда, и наверняка больше не услышу. Митрич сначала пытался спорить, но между этими сыплющимися блоками из матерных слов невозможно было просунуть и лезвия ножа. Поэтому мы втроем просто смиренно ожидали, когда утихнет буря.

Наконец, после слов «… а шдохнешь – штопки на твоих поминках не приму, хлеба крошки не шьем!!! Так и знай, штручек шкрюшенный!» разошедшаяся врачиха остановилась перевести дух. Эстафету подхватила Сергеевна.

– Сережа, ну правда, – мягко сказала она, – ну чем ты думал? Через три дня защита падает, нам послезавтра в данж идти. А если бы с тобой что-то случилось? Ну мало ли – сердце схватило, инсульт, да все что угодно. Тебе ведь не двадцать лет, и даже не пятьдесят. Ну разве можно устраивать себе такие нагрузки? Бог с ним, что игра бы псу под хвост пошла, не о том речь, но о нас ты подумал? Что же ты себя не бережешь?