Нил Стивенсон - Алмазный век [litres с оптимизированной обложкой]

Теперь, когда холодная вода вылилась у Хакворта из ушей, он начал различать глухой рокот барабанов, который поначалу посчитал гулом прибоя; однако барабаны звучали ритмичнее и зазывнее.

Вниз, вниз по туннелю шел Хакворт, за женщиной, свет постепенно тускнел, стенки сжимались. Похоже, они тоже были медиатронные – краем глаза он различал образы, которые пропадали, стоило ему повернуться. Он рассчитывал с минуты на минуту увидеть зал, в котором девицыны друзья лупят по барабанам, но вместо этого забрел в полную темноту, так что пришлось встать на колени и нащупывать дорогу руками. Стоило коленям и рукам коснуться тугой, податливой мембраны, как барабанный бой завибрировал в костях. Значит, аудиосистема встроена в сами стенки: барабаны могут звучать где угодно или даже в записи. А может, все еще проще: трубы хорошо передают звук, а где-то дальше люди колотят в стенки.

Затылок его ткнулся в мембрану. Он лег на живот и пополз по-пластунски. Перед глазами двигались мерцающие точки, и Хакворт понял, что это – его руки, пронизанные светоиспускающими нанозитами. Видимо, ввели их врачи доктора Икс, но засветились они только в туннеле.

Если бы девица не проползла здесь раньше, Хакворт повернул бы назад, сочтя макаронину тупиковой – ненадувшейся и брошенной. Барабанный бой несся уже со всех сторон. Туннель слабо колыхался в подводных течениях, ледяных реках, сбегающих по дну пролива. Всякий раз, как Хакворт вспоминал о толще воды вокруг, ему приходилось останавливаться и перебарывать панику. Сосредоточься на воздушном туннеле, не думай о том, что за стенками!

Впереди определенно маячил свет. Трубка расширилась, ровно настолько, чтобы сесть. Хакворт для отдыха перекатился на спину. Горела лампа, простая плошка с каким-то растопленным углеводородом, не дающим ни дыма, ни гари. На медиатронных стенах, едва различимых в дрожащем свете, плясали лесные звери.

Хакворт полз по трубе так долго, что практически потерял счет времени. Порой он останавливался в очередном раздуве с лампой и движущимися картинками по стенам. Ползя дальше, совершенно темными туннелями, он начал испытывать слуховые и зрительные галлюцинации, сперва смутные, как легкое постукивание в нервной системе, затем все более четкие и реалистичные. Как во сне, подлинные воспоминания – Гвен, Фиона, доктор Икс, дирижабль, мальчишки, играющие в футбол, перемежались чем-то странным, малопонятным. Хакворта смущало, что мозг берет самое его дорогое – Фиону – и мешает с окрошкой из чуждых идей и образов.

Он видел нанозиты на своей коже. Но с тем же успехом миллионы других могут копошиться в его мозгу, цепляться к аксонам и дендритам, обмениваться короткими вспышками света. Второй мозг, переплетенный с его собственным.

Ничто не мешает информации поступать от одного нанозита к другому и через тело к нанозитам на коже, а от них – к кому-то еще. Что будет, когда он окажется среди товарищей по несчастью?

Когда он очутился в большой зале, то уже не мог сказать, вправду это или только мерещится. Зал имел форму сплющенного фунтика с мороженым, округлый потолок поднимался над полого коническим полом. Потолок был медиатроном, зал служил амфитеатром. В то мгновение, когда Хакворт вполз в зал, барабанный бой зазвучал громче. Пол был гладкий, и Хакворт неудержимо заскользил на пузе, вниз, вниз, к центральной яме. Он перекатился на спину и увидел яростно пылающий потолок, а периферическим зрением – тысячи живых созвездий, молотящих по полу кулаками.

В темной пещере, озаренной множеством блестящих точек, стоит на возвышении женщина-подросток. Ее наготу скрывает лишь причудливая нательная роспись, а может, и не роспись, а сплошная медиатронная наколка. Голову венчает лиственный венец, пышные волосы ниспадают до колен. Она прижимает к груди огромный букет роз, шипы язвят тело. Девушку окружает тысячное скопление людей, они остервенело долбят кулаками пол и то бормочут размеренно, то поют.

Между девушкой и толпой топчется десятка два мужчин. Одни выбегают сами, других, похоже, выталкивают, у третьих такой вид, будто они шли по улице (в чем мать родила) и забрели не в ту дверь. Среди них азиаты, европейцы, негры. То и дело негодующим зрителям приходится выскакивать из толпы и переставлять замечтавшихся участников с места на место. Наконец вокруг девушки образуется хоровод, стук нарастает, ускоряется до полной утраты ритма и внезапно смолкает.

Кто-то выкрикивает фразу пронзительным, настойчивым, улюлюкающим голосом. Хакворт не разбирает ни слова. Снова стук. Молчание. Стук. На третий раз он обретает рокочущий ритм. С какого-то мгновения голос уже не умолкает, а контрапунктом вплетается в нарастающий грохот. Мужской хоровод вокруг девушки начинает притаптывать на месте. Хакворт замечает на всех танцорах медиатронные презервативы; они голубовато фосфоресцируют во тьме, словно там покачивается множество светящихся па- лочек.

Стук и танец ускоряются в замедленном темпе. Участники топчутся чуть быстрее. Глядя на их стоящие торчком члены, Хакворт понимает, почему все развивается так неспешно: он оказался свидетелем любовной прелюдии. Через полчаса возбуждение – и фаллическое и общее – уже невыносимо. Стук быстрее, чем нормальный пульс, в него вплетаются другие удары и контрритмы, хор нестройно подхватывает вой солиста. Целых полчаса ничего особенного не происходит. Затем все случается разом. Стук и пение взрываются новым, невозможным уровнем громкости. Танцоры хватают и оттягивают висячие кончики радиоактивных гондонов. Кто-то выбегает с ножом и отсекает их в облегченной пародии на обрезание. Девушка выходит из оцепенения и бросает букет в толпу, как невеста с подножки лимузина; розы рассыпаются, падают среди танцоров, те подхватывают их на лету, ищут под ногами. Девушка раскидывает руки и без чувств валится навзничь, танцоры подхватывают ее и несут над головами по кругу, затем опускают на пол. Один из танцоров оказывается между ее ног и в несколько движений кончает. Другие оттаскивают его за руки, не дав даже шепнуть, что он будет любить ее всю жизнь; теперь на его месте второй, все происходит так же быстро – после такой прелюдии ребятам хватает самой малости. Все танцоры успевают отстреляться в несколько минут. Хакворт не видит девушки, но, похоже, она не сопротивляется и ее явно не держат. Над оргией начинает клубиться пар. Последний участник гримасничает сильнее, чем средний мужчина во время оргазма; он отскакивает от девицы, держась за член, подпрыгивая и пританцовывая, словно от боли. Это сигнал. Остальные танцоры бросаются врассыпную. Девицу уже не различить – это окутанный паром бездвижный клубок волос.