Нил Стивенсон - Лавина [litres]

Зарубка на память: в следующий раз лучше просто спрыгнуть с моста. Так тебе по крайней мере невидимый кактус по носу не заедет.

И.В. стремительно поворачивает за угол, кренясь так, что едва не лижет желтую линию, и «Рыцарское забрало» показывает все в зареве мультиспектрального излучения. В инфракрасном лагерь Фалабалы выглядит турбулентным сиянием розового тумана, оттененного раскаленно белыми сполохами костров. Ниже тускло-голубоватый бетон, что означает – в ложной цветовой гамме – холод. Позади зубчатый горизонт импровизированных укреплений умельцев Фалабалы. И все эти заграждения И.В. совершенно презрела, пренебрегла и сбила с толку, упав с неба в самую середину лагеря, будто истребитель «стелс» с комплексом неполноценности.

Стоит оказаться в самом лагере, люди уже не обращают внимания на то, кто ты и что ты, – им наплевать. Пара человек смотрят, как она скользит мимо, но и не думают поднимать шум. Наверное, тут бывает множество курьеров. Уйма спятивших, доверчивых, пьющих «Кул эйд» курьеров. А у этих чуваков не хватает ума отличить И.В. от этого планктона. Но это ничего, она им пока такое спустит – пока им не придет в голову проверить новые примочки на ее новой доске.

От лагерных костров исходит достаточно обычного света, чтобы показать весь этот жалкий балаган: кучки слабоумных бойскаутов, гулянка без раздачи призов за заслуги в области гигиены. Инфракрасное накладывается на обычное зрение, и она различает среди теней спектральные лица. Не будь на ней гоглов, она увидела бы там только темноту. Новое «Рыцарское забрало» обошлось ей в добрую треть заработанных на «Лавине» денег. Именно это и имела в виду мама, когда настаивала, чтобы И.В. нашла себе работу на пару часов в день.

Кое-кто из тех, кто был тут в прошлый раз, исчез, но есть десяток новых, которых она не узнает. Пара-тройка действительно в смирительных рубашках на липучках. Эта мода предусмотрена для тех, кто совсем себя не контролирует – катается в конвульсиях по бетону. Есть еще несколько психанутых, но у них, очевидно, не такая продвинутая стадия: просто обычные психи, как старые бомжи, каких полно во «Вздремни и Кати».

– Эй, смотрите! – говорит кто-то. – Это наш друг-курьер! Добро пожаловать, друг!

И.В. отворачивает крышку «жидкого кастета», встряхивает баллончик, чтобы он был наготове еще до того, как придется пустить его в ход. На запястьях у нее модные высоковольтные манжеты – на случай, если кто-нибудь попытается схватить ее за руку. А в рукаве шокер. Сейчас только ископаемые носят пушки – пока еще долетит пуля, а потом приходится ждать, чтобы жертва истекла кровью, – но, как это ни парадоксально, убивают пушки часто. А вот если врезать человеку шокером, он от тебя отстанет. Так, во всяком случае, твердит реклама.

Не в том дело, что И.В. чувствует себя уязвимой. Но все же хотелось бы самой выбирать мишень. Поэтому она сохраняет нужную для бегства скорость, пока не находит женщину, которая выглядела бы дружелюбно, – ту бритую наголо цыпку в драном костюме от Шанель.

– Давай отойдем в лесок, подруга, – говорит И.В. – Хочу поговорить с тобой о том, что осталось у тебя от мозгов.

Женщина улыбается и с добродушной неуклюжестью дауна в добром расположении поднимается на ноги.

– И мне хочется об этом поговорить, – говорит она. – Ведь я в это верю.

И.В. не останавливается для разговора, просто хватает женщину за руку и ведет ее за собой по склону холма в рощицу низкорослых деревьев, подальше от дороги. В инфракрасном свете она не видит никаких притаившихся личностей, поэтому, наверное, там безопасно. А вот за ней пристроилась парочка: бредут себе, не глядя в ее сторону, будто только что решили, что сейчас самое время прогуляться в лесочек. Один из них верховный жрец.

Женщине, вероятно, лет двадцать пять, высокая и жилистая, симпатичная, но не красавица, была, наверное, напористым форвардом в школьной баскетбольной команде, хотя и звезд с неба особо не хватала. И.В. усаживает ее на камень.

– Ты хоть представляешь себе, где ты? – спрашивает она.

– В парке, – отвечает женщина. – Среди друзей. Мы помогаем распространять Слово.

– Как ты сюда попала?

– С «Интерпрайза». Мы туда ездим, чтобы много всего узнавать.

– То есть на Плот? На Плот «Интерпрайза»? Вот откуда вы все взялись!

– Не знаю, откуда мы взялись, – отвечает женщина. – Иногда так трудно бывает вспомнить. Но это неважно.

– А где ты была до того? Ты же не выросла на Плоту, правда?

– Я была системным программистом в «Троичных Системах» в Маунтин-вью, Калифорния. – Женщина внезапно переходит на совершенно правильный, обычный английский.

– Тогда как ты оказалась на Плоту?

– Не знаю. Моя старая жизнь остановилась. Моя новая жизнь началась. А теперь я здесь, – снова лепечет она как дитя.

– А что случилось перед тем, как остановилась твоя старая жизнь? Помнишь?

– Я заработалась допоздна. У меня были проблемы с компьютером.

– И все? Это последнее нормальное, что с тобой случилось?

– У меня рухнула система, – говорит она. – Я увидела статику. А потом я сильно заболела. Меня отвезли в больницу. А там я встретила человека, который мне все объяснил. Он объяснил, что я была омыта кровью. Что теперь я принадлежу Слову. И внезапно все стало на свои места. Тогда я решила поехать на Плот.

– Ты сама решила или кто-то за тебя решил?

– Мне просто захотелось. Вот куда мы ездим.

– Кто еще был с тобой на Плоту?

– Такие же, как я.

– В чем такие же?

– Сплошь программисты. Как я. Которые узрели Слово.

– Узрели в своих компьютерах?

– Да. Или иногда по телевизору.

– Что ты делала на Плоту?

Женщина оттягивает рукав драной толстовки, открывая дорогу по вене.

– Ты принимала наркотики?

– Нет. Мы сдавали кровь.

– Они высасывали из вас кровь?!!

– Да. Иногда мы писали какие-то программы. Но только немногие из нас.

– Ты долго там была?

– Не знаю. Нас привозят сюда, когда вены совсем уже слабые. Тогда мы просто помогаем распространять Слово: перетаскиваем вещи, строим баррикады. Но мы мало работаем. По большей части поем песни, молимся и рассказываем другим о Слове.

– Хочешь выбраться? Я могу вытащить тебя отсюда.

– Нет, – качает головой женщина. – Я никогда не была так счастлива.

– Как ты можешь такое говорить? Ты была крутым, преуспевающим хакером. А теперь, прости меня за откровенность, ты просто пьянчужка.

– Все в порядке. Я не в обиде. Я совсем не была счастливой, когда была хакером. Никогда не задумывалась о важном. О Боге. О небесах. О духовном. В Америке о таком думать трудно. Просто отмахиваешься. Но ведь по-настоящему важно это, а вовсе не программировать компьютеры или делать деньги. Теперь я ни о чем другом не думаю.