Дмитрий Тагунов - На пороге [Сборник]

Человек продолжал держаться и отвечал на угрозы твёрдо. Когда надо было, пускал в ход кулаки. И нередко бывал бит качками, нанятыми роднёй того молодого дурачка.

Но годы летели, всё забывалось, успокаивалось. Старость сгибала спину, вытягивала силу, наполняла виски болью.

И вот он, разбитый и немощный, сидит на бревне на территории дешёвого пансионата и смотрит на то, как стройными рядами под громоздкими тучами летят кажущиеся крошечными птицы.

Он снял очки и несколько раз протёр пальцами уставшие глаза. Внезапно возникло желание выбросить очки в море, но он удержался, не силах преодолеть тёплую привязанность к ним.

— Время моё подходит.

И ничего уже не нужно, а избавиться от груза нажитого нету сил.

Он опустился на песок, прислонившись плечом к бревну, и незаметно задремал, так и не выпустив очки из рук. Но проснуться ему уже было не суждено.

Светлый по-летнему день, вдохновляющий на свершения. Пели о чём-то своём стремительные чижи. Ветер приносил запахи утренних цветов. Журчал говорливый ручей, радостно бежавший через широкий заросший травами луг. Вдоль каменистого отполированного водой берега поднимались сорняки и плющи, тянущиеся по холодному боку одинокого гранитного валуна. Листья, влажные от росы, развёрнуты в сторону от монолита, и вниз свергаются звонкие капельки, брызгами разбивающиеся о камни. По стеблям и листьям меланхолично ползают улитки с бледно-сизыми «домиками» и жёлто-зеленоватыми «антеннами».

Одна улитка, не останавливаясь, ползёт всё выше и выше, на самую вершину крутого склона. У неё нет воспоминаний, нет разума, нет планов на будущее. Чисты и просты её помыслы и нужды. Но есть что-то, отличающее её от остальных. Не мысль даже, а некая тень настроения , некое странное глубинное чувство, заставляющее бросить всё и стремиться отделиться от одинаковых сородичей, меланхолично пожирающих листья.

Улитку тянет вверх. К небу, к космосу, к чужой или своей мечте. Её гнетёт стойкое ощущение чего-то несделанного, непонятого, невыполненного. Миллионы прежних перерождений кричали и требовали свершения поступка, смысл которого оставался неясным. Не шаг к смерти и забвению, а отречение от всего наносного, лживого, второстепенного. Соединиться с материей вечности, раствориться во всезнании. Разделить тоску тысячей прожитых жизней.

Словно поветрие. Миг тревоги. Замолкли птицы. Оглянулись крошечные твари. Над пропастью замерло маленькое и слабое создание, ставшее на какое-то мгновение центром вселенной.

Спираль раковины, повторяя контуры галактики, вмещала в себе хрупкое тело улитки. И галактика, вращаясь в бесконечном монотонном ритме, вмещала в себе бесконечное число жизней. Время летело по спирали, повторяясь и развиваясь одновременно. Весь бескрайний мир двигался в поисках чего-то немыслимого, важного, неосознанного. Души рождались и умирали, и не всякий получал шанс вновь и вновь возрождаться по велению вселенной и искать, движимый неясным внутренним порывом, искать нечто неясное, ответ на невысказанный вопрос, последнюю деталь мозаики, неотъемлемую, но не обретённую частицу мироздания.

Ищи! Забудь о жизни, двигайся, действуй, размышляй! Отбрось всё, что тебе не нужно! Отделись от безликих существ, окруживших тебя своими жалкими потребностями! Иди же вперёд!..

…И сорвавшись в безмятежном порыве, улитка полетела вниз навстречу холодным камням.

Наверное, это скрыто в человеческой натуре — ожидание чуда. Всегда, когда люди сталкиваются с бедой, от которой нет спасения, они возлагают свои надежды на чудо. Верят, что появится некто, кто их спасёт. Или случится нечто, что в корне изменит их гибельное положение.

Люди ждали чуда. И чудо пришло.

Полуторакилометровый космический корабль пришельцев уже вторую неделю висел на орбите Земли, и именно с ним человечество теперь связывало свои надежды на выживание. Собственных сил для спасения, увы, им явно недоставало.

Первый контакт с пришельцами случился по инициативе самих пришельцев: их корабль, выйдя на стабильную орбиту, настроился на ближайшие спутники и послал сообщение на нескольких земных языках с вежливым, но настойчивым приветствием. Земляне, удивлённые и переполошённые, не знали, как на это реагировать. Спустя день представитель инопланетной расы организовал второй контакт: на этот раз он транслировал свой облик в видеоформате, настаивая на срочной встрече с планетарным правительством.

В его облике не было ничего такого уж страшного или отталкивающего, если не считать того несомненного факта, что пришелец не являлся гуманоидом. Он больше походил на странного кальмара, чем на разумное существо.

После активных и несколько нервных общемировых дебатов земляне ответили, что у них нет общего правительства, но предложили организовать встречу с представителями всех мировых государств. Пришелец согласился. Местом встречи, опять же после горячих дебатов, был избран зал Генеральной Ассамблеи ООН в Нью-Йорке, способный вместить полторы тысячи человек.

Разумеется, в этом крылись определённые трудности. Некоторые страны враждовали друг с другом. Некоторые и вовсе не признавались мировым сообществом. Но ради общего блага на какое-то время люди согласились забыть о национальных разногласиях. Конечно, ведь дело касалось выживания всего человечества.

— Как, интересно, пришелец прибудет сюда? Кто его встречать будет? — премьер-министр Павел Сергеевич Ермолаев, возглавлявший российскую делегацию, откинулся в кресле и сложил руки на груди. Слева от него сидел российский посол в США Николай Шеин, человек стальной закалки. Справа уместился молодой и неглупый генерал Андрей Викторович Грачёв. Сзади затаились как мыши два референта. Зал Генеральной Ассамблеи был битком набит народом. Хватало места и министрам, и послам, и журналистам. В воздухе стоял неприятный гвалт голосов.

— Да какая разница? — хмыкнул Грачёв, почесав переносицу.

— Ну конечно, никто ж даже не подумал, годится ли для этого красавца наш воздух, кого отрядить в почётный эскорт, какой ему нужен транспорт. Всё ж в последний момент делается!

Посол Шеин, озабоченно копавшийся в своих бумагах, оторвался от этого увлекательного занятия и повернулся к премьеру.

— Так пришелец же объяснил, что может телепортироваться в любую точку пространства вне зависимости от внешних условий.

— Ты больше верь тому, что другие говорят, — огрызнулся на него Ермолаев. Затем, остыв, спросил: — На каком языке хоть контактировать будем?

— На всех, — опередив посла, ответил генерал. — Наш новый друг — телепат.