Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

А теперь собрался. В одной коробке нашлась чистая одежда: мешковатые джинсы и футболки, но когда-то эта мешковатость дорого стоила, и в любом случае они были лучше, чем рубашка и шорты, которые он через день прокручивал в стиральной машине – если не забывал. Двухсотдолларовая стрижка, сделанная в последний рабочий день, потеряла форму и стиль, но Леон, наскоро сполоснувшись под душем, тщательно причесался, надел свои дизайнерские ботинки и на выходе придал им блеска, потерев носками о штанины джинсов сзади и напомнив самому себе отца, когда тот уходил на работу в Ангилье, – жалкий жест утраченной респектабельности. От воспоминания Леон охнул, словно от удара под дых.

Железа бережливости взвыла, когда он взял такси и велел ехать к вертолетной площадке на Гранд Централ [65] Центральный вокзал – старейший и известнейший вокзал Нью-Йорка. . В кровь выплеснулось столько гормонов нищебродства, что ему пришлось пару раз ущипнуть себя за руку, чтобы отвлечься от полноценной паники. Однако ехать предстояло аж в Род-Айленд, а Леон не собирался заставлять Бюля ждать. Он знал, что, имея дело с деньгами, надо и держаться по-денежному – согласовывать сопротивление. Деньги не будут ждать, пока он сядет в поезд или нырнет в метро.

Леон еще из такси заказал вертолет через терминал на заднем сиденье. В «Эйт» это выполнила бы за него Кармела. И сотнями других дел тоже занималась Кармела. В те давние, невозвратно ушедшие времена у него были деньги и обслуживание, какие не снились в самых безумных мечтах, и Леону редко удавалось вспомнить, что заставило его от них отказаться.

Вертолет взбил винтом воздух, поднялся над Манхэттеном: стальные ущелья ушли вниз и превратились в настольный макет. Рокот мотора заглушал голоса, что позволило Леону не замечать пилота, а пилоту настолько полно игнорировать пассажира, что Леон на минуту почувствовал себя важным чиновником, беззаботно парящим над землей. Машина промчалась над береговой линией: над величественными рядами ветряков и плавучих домов, над режущими волны серферами и полосками дамб, похожих на могилы гигантских змеев.

Наушники сводили все шумы – и моря, и мотора – в единообразное шипение. И за этим шипением мысли и страхи на время отступили, словно не могли пробиться сквозь шум помех. Впервые с тех пор, как он захлопнул за собой дверь «Эйт», гложущий голос сомнения смолк, и Леон остался хозяином в собственной голове. Ощущение было, словно вдруг выдернули торчавшую в груди огромную булавку. От облегчения на глаза навернулись слезы – хоть на минуту он перестал гадать, где его место в мире.

Вертолет сел на площадке Ньюпортского государственного аэропорта, на ветви огромного косого креста, вырубленного в густых лесах – в новых лесах, быстрорастущих поглотителях углекислого газа, обвитых гирляндами мха и лиан. Как только открылась дверь, ноздри наполнились тяжелым землистым запахом, и Леону вспомнились Гостиная, а следом и Риа. Поблагодарив пилота, он вручил ей чаевые, а потом обернулся и увидел Риа, словно вызванную его мыслями.

На ее лице была легкая полуулыбка – нерешительная и какая-то детская, словно маленькая девочка гадала, не в ссоре ли они. Леон улыбнулся ей, порадовавшись, что грохот вертолета не позволяет заговорить. Риа пожала ему руку теплой сухой ладонью, и Леон вдруг, повинуясь смутному толчку, обнял ее. Она была и мягкой, и твердой – тело немолодой женщины, которая держит себя в форме, но не сходит с ума из-за лишнего килограмма. Он впервые после ухода из «Эйт» коснулся человеческого существа. И под удаляющийся рокот вертолета Леон понял, что полузабытое откровение не насыпало соль на раны, а, скорее, отдалило все его несчастья так, что ему полегчало.

– Готов? – спросила Риа, когда вертолет улетел.

– Только еще одно, – ответил он. – Здесь есть поселок? Я вроде бы видел на площадке.

– Маленький, – кивнула она. – Раньше был больше, но нам нравятся маленькие.

– А магазин стройтоваров там есть?

Риа многозначительно взглянула на него.

– Тебе что? Молоток? Строительный пистолет? Затеял ремонт?

– Я хотел прихватить с собой дверную ручку, – сказал Леон.

Она захихикала.

– О, это ему понравится. Да, найдем тебе магазин.

Охрана Бюля исследовала дверную ручку посредством миллиметрового радара и газового хроматографа, но пропустила. Риа все время осмотра занимала спутника разговором – легкой болтовней о погоде и ценах на недвижимость, а между тем прогуливалась с ним по комнате, поворачивая под разными углами, и Леон, наконец, спросил:

– Меня сканируют?

– Здесь тоже миллиметровый радар, – признала она. – Полное изображение тела. Не волнуйся, меня тоже сканируют каждый раз. Обычное дело.

Леон пожал плечами.

– Самый ненавязчивый обыск на моей памяти.

– Все дело в комнате, – объяснила Риа. – Размеры, цвет. Обычно сканирование на входе утверждает: «Ты – микроб под микроскопом» или «Не стоишь ты трудов, но раз надо, так надо». Мы устроили все несколько более… мило. Вот такая милая комнатка. Вроде кабинета одинокой мамочки, которая нашла себе уголок, где украдкой работает над романом.

А дальше … у нас тут чудесно.

– Похоже на университетский кампус, – сказал он.

– О, думаю, материалы у нас более высокого класса, чем обычно в университетах, – высокомерно поправила Риа, но Леон видел, что ей приятно. – Ну да, нас здесь около пятнадцати тысяч. Маленький город. Уютные кафе, спортивные залы, кино. Живут несколько художников, маленькая Вальдорфская школа…

Дорожки были чистыми и вились вокруг домов – от коттеджей до больших официальных зданий. Все вместе производило скорее впечатление хорошо финансируемого исследовательского института, чем денежной громады. Люди встречались молодые и старые, одевались как придется, ходили в основном парами и компаниями, увлеченно беседовали.

– Пятнадцать тысяч?

– Это головной офис. В основном здесь занимаются вопросами медицины. У нас по миру много других холдингов, и устроены они совсем по-другому. Но мы спешно подтягиваем их до уровня штаб-квартиры. Здесь хорошо работается. Текучесть кадров низкая на удивление. На самом деле нам нужно каждые лет двадцать возвращать людей в большой мир, чтобы не забывали, как он выглядит.

– И ты сейчас в таком отпуске?

Риа ткнула его пальцем в плечо.

– По-твоему, я могла бы здесь быть счастливой? Нет, я всегда жила вне кампуса. Я не гожусь для командной работы. Это разрешено: здесь такое место, где даже одинокий стрелок находит свой путь к славе.

Они теперь шли по траве, и Леон рассмотрел, что на деревьях – необыкновенно мощных, коренастых красных кленах – проложены подвешенные к ветвям мостки, как будто здесь потрудилась семья швейцарских Робинзонов. Мостки были снабжены веревочными перилами и лебедками с корзинами для подъема и спуска. Люди, пробиравшиеся по этим дорожкам, шумно окликали друг друга и хохотали, когда встречным, чтобы разминуться, приходилось протискиваться вплотную.