Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: Император Марса

Нелл ненавидела потери и их вкус: сухой, горько-соленый, остававшийся во рту целыми днями, неделями, а порой и дольше. И, что еще хуже, он мог вернуться неожиданно, непрошенно и без всякой видимой причины, не считая того, что ему, как и бродягам, больше некуда было идти. Существовали вкусы не менее неприятные, но ничего хуже, и ни один не мучил ее так долго, даже ржаво-металлический привкус разочарования.

Спустя несколько минут Нелл поняла, что цветовые разводы под веками – это не медленно угасающие остатки сна, а голоса вполне реальных людей, людей одной с ней крови. Они находились неподалеку и то ли не заметили Нелл, то ли им было наплевать.

Нелл медленно распрямилась – никаких резких движений, еще одно полезное правило бродяг – и открыла глаза. Ее ослепил пронзительный белоголубой свет, а в правом ухе раздался безучастный голос: «Бело-голубые звезды недостаточно долговечны, чтобы на вращающихся вокруг них планетах успела развиться жизнь. Возможно, любая, даже самая примитивная. Если, конечно, не существует некой высшей цивилизации, способной засеять эти миры модифицированными быстроразвивающимися организмами. Что, в свою очередь, вызывает вопрос: зачем высшей цивилизации это делать? Но мотивы подобной сверхцивилизации могут показаться – и, скорее всего, покажутся – нелогичными или даже невообразимыми любым существам, не достигшим того же уровня развития».

На сей раз бело-голубое воспоминание длилось чуть дольше: память показала серьезную девушку, смотревшую отрывок передачи с экрана лэптопа в кафе. Нелл украдкой взглянула на экран, когда шла умываться в женскую уборную. Она не сразу поняла, что увидела нечто, имеющее отношение к происходящему с ней, или, точнее, к причинам происходящего и его смыслу. Вслед за этим откровением пришло другое – возможно, самое важное: от пытались связаться с ней.

Понимание всегда приходило к ней косвенными путями. К примеру, идея об отсутствующем шестом чувстве – когда Нелл наконец осознала ее, то поняла, что эта концепция незримо болталась на задворках сознания уже долгие, долгие годы, словно мимолетная мысль или обрывок полузабытого сна. Она развивалась так медленно, что Нелл могла бы прожить всю жизнь и не заметить ее, похоронив под мирскими тревогами и заботами.

Но каким-то образом идея все же добилась ее внимания – эдакое ментальное всплывающее окно. Маркус говорил, что у каждого могут появляться неожиданные и странные мысли. И нет смысла заморачиваться на этот счет, если, конечно, Нелл не собирается писать сюрреалистический рассказ или рисовать картину.

Кажется, следующий врач предложил именно это – написать сюрреалистический рассказ, или нарисовать картину, или и то и другое одновременно? Даже если бы Нелл действительно захотелось последовать его совету, она бы не смогла. К тому времени она твердо знала, что лишена одного из чувств, как слепые или глухие.

Маркус заявил, что он не понимает, как из этого следует то, что Нелл должна уйти из дома и жить на улице. Она и сама тогда этого не понимала. Но даже если бы могла объяснить, что мотивы подобной сверхцивилизации могут показаться – и, скорее всего, покажутся – нелогичными или даже невообразимыми любым существам, не достигшим того же уровня развития, для него это было бы лишь окончательным подтверждением того, что она безумней таракана, вот и все.

Социальная работница, которую отправил за ней Маркус, не пыталась уговорить Нелл лечь в больницу или поселиться в приюте для бездомных, но ее намерения звучали слишком громко. Каждый раз, когда эта женщина находила Нелл, шум заглушал все остальное. В конце концов Нелл заставила женщину произнести это вслух, чтобы хоть немного побыть в тишине. Еще несколько дней после этого казалось, что мир вокруг состоит из сплошных помех. Нелл была слишком ошеломлена и ничего не понимала. Она знала лишь то, что они засыпают ее сообщениями и что ее чувства работают с двойной нагрузкой, стараясь компенсировать недостаток.

Ослепительный бело-голубой свет померк, и зрение прояснилось. В двадцати футах от нее, в стене здания, был проем размером с раздвижные гаражные ворота. Там собрались семь или восемь человек. Часть из них сидели на деревянных ящиках, покуривая сигареты или попивая из бутылок или больших бумажных стаканов. Цветовые переливы их голосов превратились в расширяющиеся круги, похожие на рябь, распространяющуюся по воде при падении дождевых капель. Цвета перетекали один в другой и создавали новые оттенки – некоторые из них Нелл не видела нигде, кроме собственного сознания.

Волны расходились, пока не добрались до ее глазниц и не прорвались в пространство за глазами, словно ветер, взъерошивший пушистые головки цветов. Нелл увидела перемигивающиеся огни, а затем в ее правый висок вонзилась раскаленная докрасна игла. Женщина едва успела вздохнуть, как холодный нож для колки льда вошел ей в глаз, скрестившись с горячей иглой.

Нечто может находиться в миллионе световых лет от тебя и в твоем глазу одновременно.

– Ты в порядке?

Над ней, уперев руки в колени, склонился мужчина. Большая часть его длинных волос была убрана назад, не считая нескольких свесившихся вперед прядей, напомнивших Нелл знаки препинания. Круглое лицо, круглые глаза, глубокие морщины под ними.

Смотри. Слушай. Обоняй. Пробуй на вкус. Трогай. *****.

Прижав ладонь к правому глазу, Нелл заморгала, глядя на незнакомца снизу вверх. Он повторил вопрос. Его слова были маленькими зелеными шариками, вываливающимися изо рта и вприпрыжку исчезавшими в ночи. Нелл прикусила нижнюю губу, чтобы не рассмеяться. Мужчина протянул руку и отвел ладонь Нелл от глаза. Затем, выпрямившись, вытащил из кармана мобильник.

– Мне нужна скорая, – произнес он.

Нелл попыталась возразить, но голос пропал. К ним приближался второй мужчина. Из его рта вырывались тонкие, сильно натянутые серебряные нити.

А потом эти нити оплели все. Некоторые из них превратились в иглы и начали сражаться друг с другом за право первенства. Боль в глазу вспыхнула сильнее. Голос из прошлого пытался задать какой-то вопрос. Голос ни во что не превращался, но звучал настолько тихо, что слов было не разобрать.

Нелл перекатилась на спину. По телу пробежала дрожь, вызванная беспокойством и предвкушением, смешавшимися в равной пропорции. «Музыка», – сообразила она; очень громкая живая музыка, вырывающаяся из проема, где собрались бродяги. Струны звенели в ее крови, тянули за руки и за ноги. Боль вспыхнула снова, но вкус ночи тоже обострился. Нелл расслабилась, позволив себе погрузиться в него. Чувство падения переросло в сонливость, но едва она собралась сдаться, как пробудилась вновь и так и раскачивалась туда-сюда, как на маятнике. А может, ее раскачивали огромные волны – поднимали на гребень, бросали вниз и поднимали вновь.