Тима Феев - Трим

Я сам не мог тогда понять, как выбрался на берег. Поскольку после разговора с тем дельфином и до своего чудесного спасения не помнил вовсе ничего. И только через несколько часов я начал вспоминать. И это было что-то, — капитан опять вздохнул. — Я вспомнил как поднялся над водой. Я вспомнил ветер, небо и луну. Про темные и кучевые облака. И эти облака как будто разговаривали в небе. Они там перешептывались тихо, а некоторые обращались и ко мне. А я их слушал. И столько всего удивительного услышал я от них ту ночь, что даже передать нельзя. И о штормах, и волнах, и о ветре. А также, — океане. О его извилистых течениях и невероятной глубине, о силе и спокойствии. Некоторые из них шептали, где скоро будет буря, а другие говорили, где вновь случится штиль. Одно большое облако шепнуло мне случайно, что видело как мой корабль тонул и как он налетел на рифы. А еще оно тогда сказало, что все погибшие матросы принадлежат теперь воде и океану, а сами тучи их прекрасно слышат.

В этот момент Мит все же не выдержал и спросил:

— Слышат голоса, но как такое возможно? Ведь они же все умерли.

А капитан посмотрел на него как-то странно и продолжил:

— Да, умерли, утонули. И океан теперь их могила. Они все принадлежат теперь ему. А оттого, он знает. Он все про них знает. А тучи? Ну откуда же они берутся, если не из океана. А значит они тоже про них знают и тоже рассказывают. Вот только их никто не слышит и не понимает. А я все слышал, но ничего не мог сказать. И как бы я хотел тогда задать всего один, но самый важный для себя вопрос: «Что с моей командой, может быть хоть кто-то уцелел? Или же все в ту ночь погибли?» Но нет, я мог лишь только вспоминать. И все.

Ну а теперь, — капитан отбросил в сторону одеяло, — пора прощаться. И очень прошу тебя, прояви учтивость, не беспокой понапрасну память погибших, и не рассказывай никому об этой истории. Ведь океан знает и тучи помнят, а ветер рассказывает.

Но Миту и не надо было ничего объяснять. Поскольку он и без предупреждения прекрасно все понял. Что столкнулся с силами настолько могущественными, что даже сама мысль о том, чтобы встать у них на пути, приводила его в настоящий ужас. А оттого он никому тогда не рассказал. Хотя еще в течение целого месяца находился на этом корабле. И только лишь изредка по ночам, когда слышал далекое то ли завывание, то ли печальный призыв, с тревогой вспоминал об услышанной странной истории.

Трава в поле была высокой. И это несмотря даже на то, что в этом году было очень мало дождей. Двое мальчишек примерно одного роста, но только разной комплекции, прокладывали свой путь через эту траву, буквально утопая в ней с головой. Иногда, чтобы сориентироваться, один из них, что был покрепче подпрыгивал вверх. И за время прыжка умудрялся окинуть взглядом все поле. После этого он обычно корректировал направление, куда им нужно было идти, и оба мальчика, немного повернув в ту или иную сторону, продолжали двигаться дальше.

— Я не знаю точно, — прервал наконец затянувшееся молчание коренастый мальчик, — когда мы с тобой до туда дойдем. Я просто и сам там был всего-лишь один только раз, да и то мимоходом. Мы тогда с отцом из леса домой возвращались, и я заметил как раз то сияние.

— Сияние, — повторил за ним задумчиво худощавый мальчик, — это, конечно, для нас хорошо, поскольку свет виден издалека. И нам не придется здесь слишком долго блуждать.

— Это еще как сказать, — ответил его компаньон, раздвигая палкой, что была при нем высокую траву. — Тут дело в том еще, что сияние это очень слабое, а оттого заметно только в темноте. Но я помню то место, куда нам надо идти, а поэтому мы с тобой не заблудимся.

Худощавый мальчик на это ничего не сказал, а только вздохнул еще один раз по своей, очевидно, укоренившейся уже привычке, и проследовал за своим приятелем. Поле, по которому они теперь шли, хотя и показалось им сначала весьма нешироким, на самом деле было ну просто бескрайним. В особенности, если брать то направление, которого они придерживались. Поэтому прошло не менее двух или трех часов, и на западе солнце окрасилось уже в красно-оранжевый цвет, когда молодые тримы подошли наконец к краю этого поля.

Немало уставши, они присели передохнуть, а заодно и подкрепиться немного. У них, как это обычно и бывало, из съестного оказались лишь остатки той еды, которую они сумели утащить с обеденного стола. Причем они не раз уже так делали, отправляясь в какое-нибудь длительное путешествие. Иногда, конечно, они прихватывали с собой еще что-нибудь и с огорода. Но на этот раз, опасаясь внимательного взгляда родителей, которые словно бы носом чуяли, что их чада замышляют очередную авантюру, не стали ничего рвать.

— Я тебе вот что скажу, — произнес коренастый мальчик, которого звали Тим, — все это, — он указал на далекий горизонт, окрашенный теперь уже пурпурным и розовым, — ни с чем другим сравнить нельзя. И пусть меня даже наругают завтра сильно, однако я все равно буду вот так убегать на природу и исследовать ее.

— Дело это, конечно, хорошее, — деловито ответил ему его приятель, имени которого почти никто не знал, а именовали его лишь по кличке: Спица. — Однако нам с тобой сейчас, я думаю, стоит больше заботиться о том сиянии, про которое ты говорил. И чтобы в сумерках, которые уже вот-вот наступят, мы с тобой его не пропустили. Поскольку в этом случае, нам никакое сияние уже не поможет.

— Ерунда, — ответил ему Тим, засовывая очередной кусок пирога себе в рот, — мы его в любом случае найдем. Потому что именно по этому краю поля мы с отцом как раз и шли тогда из леса.

Молодые тримы не стали слишком углубляться на этот раз в тему беседы. А просто начали периодически подниматься с земли и смотреть по сторонам, в надежде в сгущающихся сумерках обнаружить таинственное сияние. Наконец худощавому мальчику все это надоело и он пошел посмотреть, что было вокруг них. Однако, не пройдя и сотни шагов, он окликнул своего приятеля и подозвал жестом к себе.

То что он увидел тогда не было чем-то примечательным. Это была всего-лишь обитая железом деревянная дверь, которая находилась в самом конце сухого оврага, опаясывавшего огромное поле. Причем в этом месте овраг углублялся, а оттого и дверь, которая была высотой примерно метра два, полностью уместилась в нем не будучи заметной с поверхности. Наконец Тим подошел к нему. Мальчики еще некоторое время смотрели в задумчивости на обитую железом таинственную дверь, словно даже и не зная, что им теперь делать. И все же первым пришел в себя Спица, который молча, и не глядя на своего друга, взял увесистый округлый камень, что лежал неподалеку и, подойдя к таинственной двери, ударил им по железному замку. Замок, на который была закрыта дверь, был очень старым, а оттого даже от этого, далеко не самого сильного удара, буквально рассыпался на части. И все же мальчишкам пришлось немало потрудиться еще, чтобы открыть проржавевшую дверь.