Нил Стивенсон - Алмазный век [litres]

Последние лестничные марши и вот уже она на крыше здания, опьяненная свежим воздухом, как и открытием, что вокруг – ни души. Нелл подошла к бортику и взглянула на улицу почти в полумиле внизу. В мертвых окнах соседнего небоскреба зеркально отражалась эмблема принцессы Нелл.

Что-то вроде взрывной волны медленно распространялось по улице, захватывая примерно по кварталу в две минуты. С такого расстояния трудно было разобрать подробности, Нелл видела только правильные ряды одетых в темное пехотинцев; они пробирались сквозь толпу, тесня перепуганных варваров на пикеты Кулаков или в вестибюли погасших зданий.

Несколько минут Нелл не могла отвести глаз. Потом случайно глянула на соседнюю улицу и увидела то же самое.

Она быстро обошла крышу по периметру. Пять колонн приближались к основанию ее небоскреба.

Наконец одна колонна разметала последнюю людскую преграду и остановилась у края площади, подтягивая ряды и поджидая остальных.

Нелл поначалу не сомневалась, что это подкрепление; Кулаки явно превратили здание в штаб для последней атаки на Прибрежную Республику. Однако вскоре стало ясно, что цель новоприбывших – иная. Несколько томительных минут прошли в почти полной тишине, затем, по одному неслышному приказу, колонны высыпали на площадь. Выбежав из узких улочек, они четко, как на параде, перестроились в многозубый строй и с громким боевым кличем ринулись на перепуганных, дезорганизованных Кулаков. Когда клич этот эхом прокатился через двести этажей и достиг крыши, у Нелл волосы зашевелились на голове; вместо громового мужского рева она услышала яростный девичий крик, повторенный сотнями тысяч ртов, резкий и пронзительный, словно бесчисленные волынки.

Племя Нелл пришло за своей предводительницей. Она развернулась и побежала к лестнице.

Когда она добралась до первого этажа и, не подумавши, выбежала в холл, девочки уже пробили бреши в стене и атаковали оставшихся защитников. Они нападали четверками. Одна (самая рослая) бежала на противника, целя заостренной бамбучиной ему в сердце. Пока она таким образом отвлекала внимание, две другие (самые маленькие) подскакивали с боков, хватали его за ноги и слаженным рывком поднимали в воздух. Тем временем четвертая (самая быстрая) успевала забежать ему за спину и всаживала под лопатку нож или другое оружие. На глазах у Нелл это разыгралось раз пять или шесть, с неизменным успехом, и ни одна из девочек не пострадала, разве что набила ссадину или шишку.

Тут она до смерти перепугалась, вообразив, что сейчас с ней сделают то же самое, однако в воздух ее подняли, но убивать явно не собирались, хотя все новые девочки сбегались со всех сторон и каждая по мере детских силенок старалась вытолкнуть Нелл повыше. Последних Кулаков еще добивали в уголках и закутках вестибюля, а Нелл на плечах у сестричек уже выплыла на площадь, где сто или сколько там тысяч девочек – она не могла сосчитать все полки и бригады – повалились на колени, словно под порывом божественного ветра, и протянули к ней бамбуковые колья, ножи на палках, свинцовые трубы и нунчаки. Вперед выступили временные командующие ее дивизий, вместе с временными министрами обороны, иностранных дел, науки и образования, и все они кланялись Нелл, не викторианским поклоном и не конфуцианским, а каким-то собственного изобретения, вобравшим черты обоих.

Казалось бы, Нелл должна онеметь от изумления, но нет: впервые с рождения она поняла, зачем послана в этот мир, и чувствовала себя на своем правильном месте. Мгновение назад ее жизнь была досадной ошибкой природы, сейчас она обрела дивный и светлый смысл. Нелл заговорила, и слова слетали с губ легко, словно она читала по Букварю. Она приняла служение Мышиного Воинства, поздравила сестренок с великой победой и простерла руку над их головами, указывая на тысячи тысяч несчастных из Новой Атлантиды, Ниппона, Израиля и прочих Внешних племен.

– Наш первый долг – защитить их, – сказала она. – Покажите мне город и все в нем.

Ее хотели нести, но она спрыгнула на каменные плиты и пошла прочь от небоскреба к своим полкам, которые расступались, давая дорогу. Улицы Пудуна полнились голодными, перепуганными беженцами, и среди них в простой крестьянской одежде, залитой ее и чужой кровью, в наручниках с разорванной цепью, окруженная генералами и министрами, шла варварская принцесса с мечом и книгой.

Карл Голливуд проснулся от звона в ушах и резкой боли в щеке, в которую, как выяснилось, воткнулся дюймовый осколок оконного стекла. Он сел. Одеяло захрустело и на пол со звоном посыпались битые стекляшки. Сквозь зияющее окно пахнуло гнилой сыростью. У старинных гостиниц есть свои прелести, но и ряд недостатков, например окна из древних материалов.

По счастью, какой-то старый вайомингский инстинкт надоумил его вчера оставить сапоги у кровати. Первым делом он вывернул каждый, проверил, не попало ли внутрь стекло, и, только обувшись, натянул одежду, собрал вещи и подошел к окну.

Оно смотрело на Хуанпу. За рекой целые кварталы Пудуна безжизненно чернели в синем предрассветном небе. Редкие здания, подсоединенные к локальным Подачам, еще светились. По его сторону реки картина была несколько сложнее: Шанхай, в отличие от Пудуна, видел много войн и обладал солидным запасом прочности: в городе было несчитано тайных силовых станций, старых движков, подпольных источников и подач, цистерн и бочек с водой. В тени банковской корпорации «Шанхай & Гонконг» по-прежнему разводили кур. Шанхай переживет Кулаков много лучше Пудуна.

Чего не скажешь о европейце Карле Голливуде. Ему стоит перебраться через реку, к остальным Внешним народам.

От набережной гостиницу отделяли три квартала, но преград на них предстояло больше, чем в любом другом городе на трех милях. Главной помехой будут Кулаки; Карл уже слышал закипавшие внизу крики «Ша! Ша!» и, посветив с балкона фонариком, различил множество Кулаков, осмелевших от взрыва чужеземных Подач и открыто нацепивших красные повязки.

Не будь он под два метра и голубоглазый, Карл, наверное, попробовал бы проскользнуть к реке в китайской одежде и наверняка попал бы в руки повстанцев. Он порылся в шкафу, вытащил плащ – до щиколоток, непробиваемый как для пуль, так и для большинства нанотехнологических снарядов.

Среди багажа имелся длинный чехол, который Карл забросил на верхнюю полку, не раскрывая. Узнав про беспорядки, он не поленился прихватить с собой этот памятник старины: украшенная гравировкой рычажная винтовка сорок четвертого калибра с примитивным стальным прицелом и, уже на самый пожарный, кольт. Что-нибудь менее героическое и более современное сгодилось бы даже лучше, но он давно избавился от огнестрельного оружия, не имеющего исторической и художественной ценности.