Нил Стивенсон - Алмазный век [litres]

Этот дружественный пользователю подход вовсе не означает, что можно безнаказанно проходить через сетку. Пройти-то ты пройдешь – для этого достаточно развести в стороны несколько груш, – если Королевская охранная служба не прикажет аэростатикам взорвать тебя или ударить током. В таком случае она предупреждает заранее. Даже если ничего страшного не случится, у аэростатов есть глаза и уши – всякий, пролезший сквозь сетку, мгновенно становится знаменитостью, окруженной сотнями поклонников в форме сил объединенного королевского командования.

Иное дело – микроскопические нарушители. Вот от кого исходит настоящая угроза. Достаточно упомянуть «Красную смерть» (в просторечии – «Семиминутка») – крохотную аэродинамическую капсулу, которая при ударе взрывается и выбрасывает в кровь жертвы тысячу с лишним малюсеньких телец, в просторечии называемых «дыроколами». Известно, что полный цикл кровообращения у среднего человека составляет семь минут; за это время дыроколы успевают проникнуть во все жизненно важные органы.

Дырокол имеет форму таблетки аспирина, только стороны у него более выпуклые для защиты от внешнего давления; как у многих других нанотехнологических устройств, внутри у дырокола вакуум. В нем вращаются две центрифуги, на одной оси, но в разные стороны, чтобы не получался гироскоп. Таблетку можно настроить разными способами, простейший – семиминутные бомбы замедленного действия.

Взрыв разрушает связи между центрифугами, и тысяча с лишним снарядиков разлетаются в стороны. Внешняя оболочка лопается, каждый снарядик порождает взрывную волну, которая на первых порах причиняет на удивление мало вреда – прокладывает узенькую прямую дорожку и, может быть, отбивает кусочек кости. Дальше происходит главное. В зависимости от начальной скорости центрифуги оно случается на разном расстоянии от точки взрыва; внутри этого радиуса все остается практически целым, а по периферии разрушается – отсюда «дырокол». Жертва издает громкий звук – словно бич хлопает – это куски тела вылетают и переходят звуковой барьер в воздухе. Изумленные свидетели оборачиваются и видят, что жертва стремительно розовеет. По всему телу проступают красные полумесяцы – они маркируют геометрические пересечения поверхности детонации с кожей, к большому удобству следователей, которые могут определить тип дырокола, сравнив отметины с карманной табличкой. Жертва к этому времени являет собой большой дырявый мешок кровавого месива и, разумеется, реанимации не подлежит.

Такие изобретения породили тревогу, что люди из филы А внедрят несколько миллионов смертельных устройств в членов филы Б и осуществят таким образом древнюю как мир мечту мгновенно превратить в котлету целый народ. Попытки были, в нескольких городах массово провожали в последний путь закрытые гробы, но явление так и не получило настоящего распространения. Дело в том, что подобные устройства трудно контролировать. Если некто съест или выпьет такую таблетку, она может подействовать у него внутри, а может проскочить наружу и, совершив круговорот, достаться твоему родственнику. Главное же затруднение представляла собой иммунная система тела-носителя, которая поднимала такой гистологический хипеж, что потенциальная жертва могла заранее почувствовать угрозу.

То, что работает в организме, сработает и в воздухе, вот почему филы обзавелись собственной иммунной системой. На наноуровне не создашь железного занавеса, надо ж как-то проходить самому. Хорошо защищенный анклав окружается воздушной буферной зоной, насыщенной иммунокулами – микроскопическими аэростатами, которые выслеживают и уничтожают диверсантов. У Атлантиды Шанхайской эта зона в самом узком месте составляет не менее двадцати километров. Ее внутреннее кольцо приходится на зеленый пояс по обе стороны собачьей сетки, внешнее зовется Арендованными Территориями.

Над Арендованными Территориями вечно висит туман – иммунокулы конденсируют на себя водяные пары. Если вглядеться во влажную дымку и сфокусироваться на точке в нескольких дюймах от носа, можно увидеть, как воздух искрится множеством микроскопических прожекторов – это иммунокулы шарят в воздухе лучами лидаров. Лидар, или лазерный эхолокатор, по сути тот же радар, только использует более короткие, видимые волны. Мерцание означает, что микроскопические дредноуты бьются друг с другом в густом тумане, словно немецкие подлодки с эскадренными миноносцами в черных просторах Атлантического океана.

Однажды Нелл проснулась и увидела, что мир за окном стал серым, словно карандашный грифель. Машины, велосипеды, четвероногие, даже моторолики оставляли за собой смерчики черной пыли.

Гарва не было всю ночь, он вернулся только сейчас. Нелл вскрикнула, увидев черную маску с двумя страшными выростами. Гарв стащил респиратор – кожа внизу оказалась розово-серой, – блеснул белыми зубами и начал кашлять. Занимался он этим долго и методически, отхаркивал сгустки мокроты из самых глубоких альвеол и выплевывал в толчок. Иногда он переставал, чтобы отдышаться, и тогда воздух вырывался из его горла с легким присвистом.

Откашлявшись, он, ничего не объясняя, занялся маской: свинтил наросты, вытащил черные комки, бросил на пол – от них взметнулись облачка черного дыма – и заменил белыми из нанобарового мешочка. Правда, белыми они оставались недолго – Гарв сразу заляпал их черными отпечатками, настолько четкими, что можно было различить все канальца и бугорки. Потом на мгновение поднес упаковку к свету.

– То же самое, – сказал он и бросил в сторону мусорной корзины.

Затем он надел маску на Нелл, подогнал и затянул ремешки. Пряжки цеплялись за длинные волосы, больно дергали, но возмущенный вопль утонул в респираторе. Дышать стало труднее. На вдохе маска прилипала к лицу, на выдохе – шипела.

– Не снимай, – приказал Гарв. – Она защищает от тонера.

– Что такое тонер? – спросила Нелл из-под маски.

Слышать Гарв не мог, но угадал вопрос в ее глазах.

– Мушки, – сказал он. – По крайней мере, так говорят в Блошином цирке.

Он сжал в кулаке черную вату, которую вынул из маски. Из нее пошел серый дым, расплылся, как чернила в стакане с водой, да так и остался висеть в воздухе. Волшебный порошок искрился.

– Понимаешь, мушки, они везде, – объяснил Гарв. – В воздухе, в еде, в питье. Огоньками они разговаривают между собой. Для мушек есть правила – называются протоколы. В одном старом-престаром протоколе записано, чтобы они не вредили легким. Если ты их вдыхаешь, они рассыпаются на безопасные кусочки. – Гарв выдержал театральную паузу, чтобы выдавить в воздух еще одно черное облачко – как догадывалась Нелл, из хороших мушек. – Но есть люди, которые не слушают протоколов. Нарушают правила. И потом, мы так много вдыхаем мушек – целые миллионы, что, может, безопасные кусочки не такие безопасные, когда мушек уж супермного. В Блошином цирке говорят, что мушки иногда воюют между собой. Например, кто-то в Шанхае придумает мушку, которая против протокола, наплодит в матсборщике целую уйму и пошлет в Новую Атлантиду подсматривать за виками или даже вредить им. Тогда вики – у них есть такая специальная охрана – отправляют своих мушек ловить ту вредную. Начинается война. Вот что творится сегодня, Нелл. Мушки воюют с мушками. Порошок (мы называем его тонер) на самом деле – мертвые мушки.