Антон Доровский - Осторожно! Я становлюсь человеком!

Но вот шимпанзе и аутисты записывают именно ОБРАЗЫ увиденного, услышанного или почувствованного. То есть у них в голове сохраняется не общий описательный перечень основных атрибутов, а точное значение каждого рассмотренного миллиметра и услышанного звука, подвергнутого декомпозиции. Да, всё это позволяет безошибочно воссоздать картинку или звуковой музыкальный ряд, но хранить в голове информацию в таком виде — крайне неудобно и неэффективно. Кроме того, оперативный поиск подобной ОБРАЗНОЙ информации сильно затруднён, потому что отсутствует аналитически выстроенное ЛОГИЧЕСКОЕ «содержание», которое облегчало бы доступ к тому или иному архиву.

Поэтому, как видим, всё зависит от алгоритмов складирования и отфильтровки информации. Ещё одним доказательством тотальной природной оптимизации выступает тот факт, что в детском возрасте мозг ребёнка избавляется практически от половины своих нервных клеток. То есть по мере взросления и оптимизации умственных процессов мозг «стряхивает» с себя перегрузку в виде лишних нейронных связей, избыток которых сильно затрудняет работу поисковых алгоритмов и, как следствие, сильно замедляет процесс выдачи ответов на запросы сознания.

Ровно в 8 часов утра в моей голове сработало автовключение, и я вышел из режима сна. Снилась мне — как и полагается для ярого трудоголика — полная белиберда, связанная с работой…

Сильно расстроенный фельдмаршал, лежащий на спине в каком-то космическом тренировочном модуле, делал безуспешные попытки согнуться, как в упражнении для брюшных мышц. Безуспешные, потому что ему сильно мешал большой и очень выпуклый живот, имеющий вид практически правильной полусферы. Он продолжал это напрасное самоистязание до тех пор, пока в воздухе над его тренировочным модулем не засветился огромный красный крест: таким зловещим образом невидимая комиссия, скрывающаяся в наземном бункере, высказывала свои окончательные вердикты относительно физической подготовленности того или иного кандидата в астронавты.

В результате такой судейской бесчеловечности, фельдмаршал, узревший над собой красный крест и окончательно осознавший, что дорога в космонавты для него отныне закрыта, закрыл глаза, резко перевернулся на живот и начал истерически молотить по днищу агрегата руками и ногами, рыдая при этом, как обделённый конфетой ребёнок. Во сне меня поразил тот факт, что к моменту начала истерики у Эдуарда Петровича уже куда-то исчез его гигантский живот, но зато наросло килограмм двадцать огромных рельефных мышц. Поэтому, от его почти сокрушительных ударов — тренировочный модуль неестественно содрогался, а металлическое днище покрывалось глубокими вмятинами.

Свято место априори всегда вакантно… Тем более, если данное место — в орбитальной лодке (во сне, почему-то, мне это казалось действительно очень важным и перспективным). Неудачей фельдмаршала тут же воспользовался сильно похудевший и помолодевший Феликс, который уже сидел в пассажирском модуле стартующей ракеты и, по-детски прижавшись носом к иллюминатору, радостно махал нам рукой. На этой счастливой ноте мой первый сон и оборвался…

Второй этап сновидений перенёс меня на другую театральную площадку, где главными действующими лицами выступали Борис и Виталино. Большой и накачанный Борис стоял в постановочной атлетической позе, держа в руках конец очень толстого каната, свисавшего откуда-то сверху — канат уходил далеко в облака, скрывая от моих глаз конечную цель своего восхождения. Но подсознание подсказывало, что там, за облаками, находится что-то очень и очень ценное.

Поэтому я начал усиленно всматриваться в туманное месиво над головой, и уже через минуту белая завеса, как по команде, начала рассеиваться… Я увидел парящий высоко в небе дирижабль, привязанный к тому самому канату, который крепко держал стоявший на земле Борис. Выходило, что именно Борис героически не давал этому воздушному судну улететь.

Виталино разорялся и кричал что было сил на своего… друга (язык не поворачивается сказать «мужа»), чтобы тот отпустил злополучный канат. Но Борис, напрягаясь и гримасничая от столь титанических усилий, продолжал упорно держать цеппелин на привязи, периодически отвечая Виталию, что канат он ни за что не отпустит, потому как там, на судне, Самюэль. И если он — Борис — отпустит конец каната, то Самюэль с пятьюстами миллионами долларов улетит навсегда и неизвестно куда.

Данная интерлюдия могла продолжаться ещё долго, если бы не наш финансовый директор, появившийся в этой подсознательной зарисовке абсолютно неожиданно! Павел Игнатьевич, на которого был одет большой неудобный скафандр, парил в воздухе, как в безвоздушном пространстве. Левой рукой он неторопливо взялся за канат, а правой — полез в карман своего космического костюма. Через мгновение, как по волшебству, в правой руке финдиректора появился гигантский дачный секатор, который ну никак не мог бы уместиться ни в кармане, ни даже в «походном» космическом рюкзаке. Павел Игнатьевич не спеша прицелился секатором чуть ниже того места, за которое он держался левой рукой, повернул голову в нашу сторону и — со словами: «Не переживайте! Я всё продам по 10 тысяч!» — отрезал канат.

Дирижабль тут же взмыл высоко вверх и, вместе с болтающимся на канате финансовым директором, резко рванул на юг. Почему-то во сне я был на 100 % уверен, что именно на юг…

«Ну и приснится же…», — подумал я, закрывая и завершая все свои ночные оптимизационные программулины. Погладив рубашку и брюки (да, нам — роботам — и такое периодически приходится делать) я вышел на улицу и пошагал на работу. И когда уже появится мода на мятую офисную одежду…

Снова понедельник, снова прозаичные трудовые будни и снова — вполне ожидаемый творческий тупик. Пришло время ставить жирный крест на своей первой попытке, чтобы начинать копить моральные силы для второй. Ломая себе голову над возможными вариантами моих дальнейших действий, я каждый раз приходил к одному и тому же выводу — для воплощения в реальность чего-то более толкового и действенного, чем банальная установка компьютерного шпиона, у меня не было ни зацепок, ни времени.

«Вполне возможно, что моего виртуального шпиона не сегодня так завтра обнаружат, — рассуждал я. — А пользы от него ни-ка-кой… Ха, ну почему шпиона? Шпионов! Отлично, блин — шансы быть раскрытым удваиваются! И нафига я вообще своего шпиона на ноутбук финансового ещё устанавливал?! — продолжал злобно сетовать я. — Павел Игнатьевич, Павел Игнатьевич… Продам всё по 10 тысяч… Что и кого он там во сне продавать собирался?! Сплошная каша какая-то в голове… Точно, блин, полный пердимонокль! Что чистил, что не чистил…».