Ханну Райяниеми - Квантовый вор. Рассказы.

Исидор обращается к экзопамяти. Его мать в образе Джентльмена парит над крышами Ублиетта. Пиксил идет по агоре Устойчивого проспекта вместе со своей подругой Синдрой. Приемный отец Исидора, Спокойный, трудясь у подножия города, обращает взор на недостроенную стену, над которой все ярче разгорается свет. Слова не нужны. На мгновение их разумы соединяются, как части головоломки. Ярость Пиксил с мечом в руках, напрасная попытка Раймонды выстроить щит из фоглетов вокруг города, спокойствие отца, помещающего последний риголитовый кирпич на вершину стены, и Исидор перестает чувствовать себя одиноким в этом водовороте страха.

Как только он стирает последний фрагмент гевулота между собой и своими близкими, их мужество и любовь наполняют его, и неожиданно он/они понимают, что нужно сделать.

Ключ Криптарха поворачивается во всех замках разума в Ублиетте. Границы памяти исчезают, как будто их никогда и не было. Все гевулоты спадают. Все секреты раскрываются. Все воспоминания объединяются. Столетия, тысячелетия жизни сливаются в один миг.

По мере того как сингулярность Фобоса поглощает планету и все больше раскаляется, коллективный разум Ублиетта раскрывает миллионы глаз и без страха смотрит вперед.

Незадолго до того, как Япет поворачивает на юг, мы со старейшиной Ганклуба Барбикеном [94] Импи Барбикен — персонаж романа Жюля Верна «С Земли на Луну». наблюдаем, как дети зоку играют в глобальную термоядерную войну.

Мы пьем темный чай в отделанном красным деревом купе салон-вагона в сверкающем медью и бронзой скайтрейне Ганклуба зоку. Поезд плавно скользит по золотистой дуге клубного орбитального кольца вокруг Япета, и его скорости хватает, чтобы обеспечить добрую половину g искусственной силы притяжения. За круглыми иллюминаторами открывается великолепный вид на поверхность сатурнианского спутника. Сейчас мы над областью Кассини, красновато-коричневым родимым пятном на белоснежной ледяной равнине. Это пятно делает спутник похожим на гигантский символ инь-ян. А внутри кратера Торжис, составляющего пятьсот километров в диаметре, виднеется миниатюрная Земля. Контуры континентов на зелено-голубом диске обведены серебристыми линиями.

— Они называют это реконструкцией общества холодной войны, — раскатистым басом произносит Барбикен.

Широким жестом блестящего фрактального отростка руки-манипулятора он показывает на картину за окном. Манипулятор тихонько звякает о стекло.

Янтарный хоровод драгоценных камней зоку вокруг его цилиндра, напоминающий Солнечную систему в миниатюре, придает Барбикену сходство с меланхоличным святым. В отличие от большинства зоку его сообщества, в основном теле старейшины еще остались биологические компоненты. У Барбикена голова пятидесятилетнего мужчины с внушительными рыжими бакенбардами, выдающимся носом и пронзительными голубыми глазами. Но все остальное создано искусственным путем: округлый чугунный торс, разветвляющаяся рука-манипулятор и более массивная конечность-оружие. Вместо ног у него латунные цилиндры — выхлопные каналы небольших ионных двигателей. От Барбикена исходит слабый запах машинного масла, полировочной пасты и лосьона после бритья.

— Для меня это слишком ново, дорогой Рауль, слишком ново! Но я аплодирую их энтузиазму. Они даже боеголовки сделали своими руками, на старинный манер. Синхротроны и плутоний! Ах!

Барбикен выражает свое удовольствие негромким рокотом.

Честно говоря, на этот раз им немного помогли. Я улыбаюсь, вспоминая, как в своем нынешнем облике Рауля д'Андрези [95] Рауль Д'Андрези — одно ил имен Арсена Люпена. , эмигранта и продавца антиквариата с Цереры, торговался с юнцами-зоку несколько дней назад. Дайте детям спички, и они начнут зажигать костры. Ничего не меняется.

Серебряное кольцо, проходящее вдоль крутого края кратера, есть не что иное, как Магический Круг зоку, означающий границу игровой площадки и внутренних законов реальности. На темном континенте Северной Америки булавочными головками светятся крупные города. На нем то и дело возникают слепящие вспышки водородных бомб.

— Восхитительно, — говорю я, когда Восточное побережье рассыпается искрами ядерных взрывов.

Ответная реакция не заставляет себя ждать. Белые параболические дуги баллистических ракет костлявыми пальцами протягиваются к Москве и Ленинграду.

Внезапно в голове возникает вопрос: а что увидели в Ублиетте, когда начался огненный дождь?

Может, это дело рук Соборности, как утверждают появившиеся в Системе слухи. Или Жозефина пытается замести следы. А может, чены не желают активного присутствия зоку вблизи Внутренней Системы теперь, когда не стало Земли, служившей буфером. Или это василевы и сянь-ку не хотят ни с кем делиться разумами Ублиетта, за которыми они охотятся долгие годы.

Хотелось бы надеяться, что хоть одно из этих предположений верное. Тогда сохранилась бы вероятность, что граждане Ублиетта выживут, хотя бы в качестве гоголов. Но в глубине души я знаю, что все гораздо хуже.

Я же говорил ему не вмешиваться. Я говорил.

Марс погиб, а вместе с ним почти все, кого я мог называть друзьями, любимыми или партнерами. Раймонда. Исаак. Джилбертина. Сюэсюэ. Глупый, гениальный Исидор. И то, что осталось от моей второй сущности,

Жан ле Руа и его Тюрьма. Спокойные и фобои. Все погибло.

Они никогда не были твоими. Они принадлежали другому Жану, тому, кто их предал, тому, кто их бросил. Ты не должен по ним тосковать.

«Перхонен» была права, называя меня прекрасным лжецом. Но самые блестящие обманы я оставил для себя: они превосходно состряпаны, несокрушимы и сверкают, как камни зоку.

В глазах щиплет. Я непроизвольно потираю переносицу и замечаю пристальный взгляд Барбикена.

— Рауль? Не хочешь еще чаю?

Я улыбаюсь и мысленно даю себе подзатыльник. Нельзя расслабляться. Барбикен не просто стимпанковский киборг, а играющий в него сверхчеловек с квантовым разумом. Для зоку, конечно, это почти одно и то же. Для них все сводится к игре. Запах табака в салоне, столы и стулья из красного дерева, сделанные из револьверов канделябры с газовыми фонарями, лимонный привкус чая лапсанг сушонг — все это определяется Кругом поезда, все это игра, в которой мы, как цивилизованные джентльмены, беседуем в клубной гостиной девятнадцатого века.

— Нет, спасибо. Я просто подумал, что вы рано начинаете приучать их к ремеслу.

Барбикен вздыхает.

— Таково волеизъявление зоку, дорогой мой, ему невозможно противиться. Мы все созданы ради какой-то цели. Ну, конечно, за исключением нас, стариков. Молодежь так быстро подрастает, что я рядом с ними чувствую себя совсем древним! Завтра они начнут строить Царства и Круги и изобретать оружие, которого я и вообразить себе не могу. — Он хмурится. — Но, думаю, лучше уж так.