Александр Тюрин - 2067: Браки заключаются в Петербурге

Петергоф с его гелиевыми фонтанами, где сверхтекучая жидкость втекает обратно в пасть льву.

Зоологический музей с его квази-живыми моделями вымершей и пока еще не восстановленной земной фауны: саблезубые тигры, мегалодоны, ихтиозавры и прочие зубастики.

Музей Арктики с его криозонами, где пасутся карликовые музейные мамонты. «Всё-таки, наши гиганты симпатичнее», – отметила Настя. Экскурсии там ведут первопроходцы Севера, покорители суровых гиперборейских пространств, от Ивана Реброва до Семёна Дежнёва, в виде андроидов, конечно.

Зоопарк, где есть вольер с велоцирапторами, восстановленными с помощью рекомбинантой ДНК, а еще животные со светящейся шерстью и прозрачными кожными покровами – судя по аппетиту, все чувствуют себя неплохо.

Ботанический сад, где растут чудеса дизайнерской генетики – есть деревья в форме вешалки, с которых свисают одновременно яблоки, груши и какие-то непонятные плоды, напоминающие банки с пивом.

Подлодку «Верба», вставшую на прикол возле Морского корпуса Петра Великого – ту самую, которая утопила роботизированную субмарину Атлантического альянса «Масон Джефферсон», готовую «по случайности» выпустить восемьдесят крылатых ракет по множеству важных российских объектов.

Висячие сады «Газпрома», который давно уже не продает газ на Запад, а занимается добычей гелия-3 на Луне.

Музей Освоения Космоса. Там тебе дадут почувствовать и венерианскую жару, и юпитерианский ветер. Еще там есть отличная экспозиция, посвященная астероидным войнам, где можно пострелять из настоящих лазерных пушек.

Кунсткамеру, в которой имеются новые экспозиции, посвященные агрессивным мутантам Лимитрофа, сильно размножившимся после медицинских экспериментов фонда Рокфеллера и биовойн середины века – одни экземпляры постоянно скачут, у других голова в форме кастрюли.

Аттракционы Крестовского острова – можно, например, пронестись по пятикилометровой сверхскользкой трубе, практически лишенной силы трения и упасть с высоты триста метров на огромный пузырь из аэрогеля. Очень-очень, до визга, страшно и совершенно безопасно.

Музей Пушкина, где можно пообщаться с искусственным интеллектом, сформированный на основе анализа творчества великого русского поэта. Настя спросила его, как сложится её личная жизнь, на что «Пушкин» отвечал: «Ты втайне ждешь его. Идет, и ты бежишь, И долго вслед за ним незримая глядишь… Никто из юношей свободней и смелей Не властвует конем по прихоти своей…» И добавил: «Коня, Настенька, можешь заменить на звездолет, сферокар или что-то вроде…»

Ну и, конечно, информаториум Земского собора, где можно увидеть, как звездочки, все 200 миллионов участников народоправства, а также поучаствовать в прямом голосовании по важнейшим вопросам, например, об организации большой экспедиции к Сатурну.

Но потом захотелось чего-то такого, чего и близко нет, ни на побережье Восточно-Сибирского моря, ни в его глубинах. Светской, тусовочной жизни. Той, которой не может быть в рабочих поселках по берегам Ледовитого океана, на буровых и добывающих платформах, полупогружных и подводных, на научных станциях, дрейфущих и мерзлотных, в тундровых городах, покрытых и непокрытых куполом, на китовых фермах и в плейстоценовых парках, на АЭС полярного «ториева кольца» и на базах Северного флота. И даже в портах Северного морского пути, где и малайские моряки не пытаются искать злачные места, но тихо-мирно сидят в блинной или чебуречной. Однако, если нет тусовочной жизни в Арктике, то такая должна наверняка иметься в мегаполисах вроде Петербурга.

Настя была решительной. Благодаря своей решительности товарищ Кораблева спасла от смерти кита, которого травмировал атомный ледокол. Вместе с еще одним парамедиком она нырнула на глубину двести метров, успокоила страдающее животное, ввела ему пять литров обезболивающего, зашила ему рану длиной в три метра и поставила ему десятилитровую капельницу с целительным коктейлем из антибиотиков и абзимов…

Настя взяла сферокар и отправилась к небоскребам питерской лагуны, которые были по сути огромными наноплантовыми растениями с собственным метаболизмом, вырастающими прямо из воды на полукилометровую высоту, и этим напоминающими мангровый лес.

На набережной пересела на гидроскутер и добралась до самого высокого из них – полукилометрового Дома народного творчества. На его криволинейном шпиле имелось много смотровых площадок, с которых был виден и старый город, и лахтинские высотки, напоминающие горный хребет – благодаря игре солнечных лучей на их вершинах, и искусственные облака-экраны, которые демонстрировали циклопическую рекламу марсианских круизов, и небоскребы питерской лагуны, затянутые светящимся и переливающимся туманом. Красочные облака и туманы состояли из наноботов, которые собирали электрические заряды от капель дождя. А плавучие островки внизу казались размером с блин. На одном из них постройки из металлопластика были словно елочные игрушки из серебристой и золотистой фольги. Дома на другом островке выглядели, как огромные люстры, кубки и вазы; фасады из умного стекла меняли цвет и прозрачность по желанию жильцов.

Но и эта высота не была финальной. С вершины небоскреба-растения по тросам из карбоновых нанотрубок поднимался лифт к облакам, точнее к летающему острову из аэрографита, заполненного гелием. Там Настя подошла к краю смотровой площадки, где располагался открытый балкон. Под ним растилась голубая гладь питерской лагуны, когда-то бывшей Невской губой, а за дамбой, напоминающей хрустальную волну, виднелся серой дымкой Финский залив. Вокруг летали и парили парапланы и птеромобили, внизу скользили яхты и катера – как букашки-водомерки.

Настя перелезла через перила и встала с другой стороны – ветерок приличный, но и руки у девушки совсем не слабенькие, как-никак у нее было много подводных погружений. Единственное, что смущало – пространство, напоенное лазоревым светом небес, манило, тянуло, обещало дать ей ласку и позаботиться о ней.

– Не торопись, киса. В смысле, не так сильно торопись. На свете есть еще несколько вещей, которые бы неплохо узнать, прежде чем отправиться навстречу звездам.

Она по-быстрому вернулась обратно.

На нее смотрел парень, в шортах и майке. Симпатичный, даже слишком. Похоже, с его лицом и торсом поработали медботы или оно прошло какой-то ремастеринг с редактурой экспрессии генов. Покрытые светящейся фотонической краской пряди волос, яркие точки на правой выбритой стороне головы – проекторы, создающие голографическую тату. Сейчас она изображала буддийских монахов, занимающихся чем-то тантрическим и неприличным, что придавало новому знакомому особый шарм. Как и зеркалящие линзоэкраны на его глазах.