Александр Левин - Время взаймы [СИ]

- Почему? Он какой-то особенный? Или он избранный?

- Нет, просто так получилось. У папы есть друг. Точнее, у его друга есть друг, который придумал штуку, такую, как ваша, но лучше. Эта штука помогла папе попасть в мир снов. Это процессор, как ваш и как мамин, например, только работает он немного иначе.

- Как зовут друга твоего папы?

- Антон Фридман.

Лицо у И. Регова было странное, точнее, принимало странный вид, когда он пытался вести сразу несколько диалогов там, внутри головы, и еще успевать говорить со мной.

- Понятно. А как зовут второго друга?

- Я не знаю.

- Ясно. А где твой папа встретил Антона?

- На собраниях. У вас тут, внизу.

- Отлично, - повторил И. Регов.

- Отлично, - отозвался я.

- Ты хотел бы навестить папу?

Я встрепенулся.

- А можно?

- Конечно, можно.

- Да, я хотел бы его навестить, если можно. Это было бы здорово.

Еще хотелось казаться невозмутимым, но голос опять меня выдал.

- Скучаешь по нему?

- Да, очень.

Даже показалось, что прозвучало так честно, будто он выудил из меня то, чего я говорить не собирался. В горле стало жечь.

- А твоя мама, как считаешь, она скучает?

- Да, она тоже скучает. Нам без папы плохо.

- А кого бы ты выбрал, если бы пришлось выбирать, маму или папу? Не торопись. Это игра такая. Я не заставляю тебя выбирать, я спрашиваю. Кого бы ты выбрал, если бы каким-то образом пришлось выбирать?

Меня вопрос разозлил. Чертов доктор играл со мной.

- Андрей?

- Никого. Я не стал бы выбирать. Дурацкий выбор и дурацкий вопрос. Я не буду отвечать. Имею право.

- Какой твой любимый цвет?

- Что? Цвет?

Я даже головой мотнул от удивления.

- А причем тут цвет?

- Можешь ответить? Какой цвет тебе нравится?

- Нет, я не знаю. Никогда не думал об этом.

- Тебе нравится красный? - мягко спросил И. Регов.

- Нет.

- Может, зеленый?

Я помотал головой.

- Нет.

- Тогда коричневый?

- Нет.

- Ты хочешь, чтобы твой папа умер?

До меня опять не сразу дошло.

- Что... Вы задаете плохие, идиотские вопросы. Не буду отвечать на них. Я не буду отвечать на ваши вопросы. Понятно? Больше ни на один не отвечу.

Стало обидно и горько.

- Эй... Не злись, пожалуйста. Не злись, хорошо? Я не хотел тебя обидеть. Я стараюсь помочь.

- Вы не помогаете. Никаких больше вопросов!

- Можно самый последний, Андрей? Самый последний, и больше я не буду тебя мучить.

Он ведь все равно спросит, метнулось у меня голове, и не пустит маму, и не выпустит меня. Спросит и будет смотреть, вглядываться в меня, как в дурацкий музейный экспонат. Он только кажется твоим дружелюбным соседом.

- Задавайте свой вопрос.

И. Регов молчит. Молчит долго, и смотрит так, будто действительно намерен взглядом просверлить во мне дыру.

- Вы зададите свой последний вопрос или нет?

- Пожалуй, я узнал все, что хотел. Давай позовем твою маму. Позови ее, пожалуйста, а сам останься в коридоре и подожди. Договорились?

Молчу.

- Мы с тобой договорились?

- Ладно. Хорошо.

Я секунду промедлил, но потом сообразил, что он в любой момент может передумать, и быстро пошел в коридор, позвал маму. Она улыбнулась мне, очень грустно, уставшая и потерянная, какой я ее вообще никогда не видел.

- Я недолго, солнышко. Хорошо? Подожди меня, пожалуйста.

Из забытья вырвал резкий механический писк. Фридман дернулся и услышал, что где-то очень близко раздался взрыв. Окатило жаром.

- Дьявол! Выключайте! Выключай! Выключай это дерьмо!

Чьи-то горячие руки коснулись лица, с головы стянули что-то, что до этого сжимало виски. Мокрая от пота ладошка оказалась в руке Фридмана, на несколько секунд успокоила, затем мужской голос опять что-то кому-то велел и ладошка исчезла. Стой!

Повисла тишина.

- Профессор Фридман, вы меня слышите? Антон?

Антон молчал - сквозь веки понемногу пробивался яркий белый «больничный» свет. Дышать было тяжело. В горле першило.

- Профессор Фридман?

Открыв глаза, Антон обнаружил себя в помещении, похожем на большую операционную с застекленным балконом, откуда за ходом операции могли наблюдать практиканты или руководство. Такие обычно делают в передовых центральных больницах. Попытался вспомнить, был ли когда-нибудь в такой, или где мог видеть, но на ум пришла только старая мыльная опера, двадцать второй сезон которого мама упортно досматривала на плоском ТВ.

- Профессор Фридман?

Перед ним стояла девушка с каштановыми волосами, собранными в тугой хвост на затылке; узкое лицо, чуть выпирающие передние зубы и большие черные глаза. Девушка была красивой, но вспоминания не произошло.

- Профессор Фридман, вы меня слышите? Понимаете, что я говорю? Антон, ответьте, пожалуйста!

Из-за спины девушки раздалось ворчание. Через секунду в поле зрения Антона появился полный мужчина лет тридцати, в очках и с бородой. На нем был белый халат, заляпанный на груди бурыми пятнами, похожим на кляксы Роршаха. Мужчина хотел что-то сказать девушке, но потом увидел, что Фридман в сознании.

- Больше ни о чем таком меня не проси, Антон! К хреновой бабушке твои эксперименты! Мы не готовы! Не готовы, и еще долго не будем готовы.

Антон был словно человек, который, выйдя из глубокого, фатального запоя, обнаружил себя пес знает где в обществе пес знает кого. Люди тебя помнят, а ты их нет. Антон понял, что голова его пуста, как барабан: там, кроме нескольких дурацких детских воспоминаний - мама сидит на стульчике у какого-то сарая и курит, глядя куда-то непонятно куда, а за ее спиной медленно садится солнце, - и собственного имени, нет больше ничего. Приложил усилие, чтобы вспомнить что-нибудь. Снова получились серые холмы, над которыми полыхает апокалиптическое красное небо.

- Фридман, ты понимаешь меня? - обеспокоенно спросил мужчина, подходя ближе. - Знаешь, где ты, кто ты? Дерьмо... Антон. Ответь, пожалуйста. Что ты помнишь? Ты что-нибудь помнишь?

В горле резало, как нождачной бумагой. Антон потер висок холодными дрожащими пальцами.

- Каналродопсин восемь.

- Ну, уже хорошо. Но теперь, правда, снова семь. Восьмерка делает с человеком какие-то дикие ужасы. Ты бы видели, как тут все скакало... Для протокола: я не рекомендую повторять опыт, пока мы не поймем, как стабилизировать процесс. Тем более на людях. С ума сошел.

Антон с трудом, борясь с головокружением, сел на койке. Рядом стоял перегоревший компьютер, покрытый белыми хлопьями пены из огнетушителя. Память возвращалась. Он примерно представлял себе, что и почему здесь произошло.

- Мы нашли что-то... - вдруг, словно решившись, прошептала девушка.

- Ничего мы не нашли! - гаркнул Лапша. - Бред! Тут все скакало, как на сраной дискотеке восьмидесятых. Не грузи его сейчас.

- Что нашли? - спросил Антон, глядя в глаза девушки. Он уже успокоился. С удовольствием отметил про себя, что давно мучившее ощущение неясной опасности отступило. Почти все было хорошо, и это чувство всего долю секунду казалось чужим. Антон закрыл и открыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выдохнул.