Александр Левин - Время взаймы [СИ]

Был?

Да, был, много тысяч лет назад. Раньше. И знаешь еще что? Вспомни еще раз, прокрути в голове свои больные фантазии.

Тебе точно ничего не кажется странным?

Уго повинуется и... все понимает. А с понимаем приходит жуткий безотчетный страх.

Нужно двигаться быстрее - эта мысль режет, как острый нож. Уго, рыча, отрывается от стены и пытается идти, делает два или три больших шага, но тут верх и низ начинают менять местами, и несчастного Уго бросает обратно. Раздается хруст - кости ломаются. Уго не чувствует боли, только мягкая опасная вата теплоты. Кровь. Неужели он проснулся только для того, чтобы так умереть? Нет, нет! Нет! Нужно спастись и спасти свой дом. Осталось совсем немного, еще чуть-чуть, следующий коридор, за ним еще один, потом еще один и еще, всего миллиард коридоров и дверей во мраке, и ты окажешься там, где нужно, увидишь то, что хочешь. Там чужак. Он все устроил. Он с Земли.

В словах Оберус была правда: люди - зараза, страшная болезнь, от которой нужно освободить их несчастный, замученный мир.

Уго из последних сил бросает сознание в давно пустующий сонм. Уго исчезает. Растворяется в нигде, переставая понимать, что он это он...

***

Самоидентификация возвращается: Уго каким-то образом понимает, что пространство организовалось, но некоторое время вокруг только яркий белый свет и ничего больше. Затем свет утихает, и Уго получает возможность оглядеться. Увидеть то, что его окружает получается не сразу, потому что большинству объектов в голове Уго нет названия.

Сознание его будто бы неповоротливо подгружается до нужной конфигурации. Нелепое слово «конфигурация» расставляет все на свои места: Оберус погиб, Поиск кончился. Азури, бедная, милая, прекрасная Азури давно не существует, и ничего больше: ни тьма, ни звук в ее глубине, похожий на жужжание великанских мух, - не имеет значения.

- Пап, ты чего? - спрашивает сидящий рядом человеческий детеныш и обеспокоенно заглядывает Уго в глаза.

- С тобой все хорошо?

Уго чувствует, слышит, знает, что внутри него еще много разных существ. Они просят, зовут, кого-то в чем-то упрекают. Тело, в котором он оказался, похоже на выгребную яму. Здесь, внутри, почти не осталось того, кого зовет человеческий детеныш.

- Папа, посмотри на меня.

Уго смотрит.

- С тобой все хорошо?

Уго слышит голоса. Какие-то странные жуткие голоса зовут его по имени. В помещении пахнет хлебом и застарелой водой. Здесь много запахов, которые раньше Уго никогда не чувствовал.

- Да.

Уго делает ртом жест, который здесь призван вызывать доверие.

- Со мной все хорошо, сын. Просто задумался.

- О чем?

Детеныш взволнован, но внимателен и собран. Уго удивляется этому, но память тут же подсказывает ему, почему так происходит.

- Об истории, - вдруг честно ответил Уго, все еще не до конца понимая, что происходит.

- Какой истории?

- Всей... нашей. Земли. Людей.

- Почему вдруг?

Они сидят за столом на маленькой кухне. В доме больше никого нет. За окном идет сильный дождь; через небольшое количество времени должна вернуться самка.

- Не знаю.

- И что ты о ней думаешь?

- Ничего особенного. Смешные акценты.

- С тобой точно все хорошо?

Мальчик встал, прошел к чайнику, что стоял на подоконнике, налил себе кипятка в чашку, сунул в кипяток использованный чайный пакетик.

- Да, конечно.

Уго рассеяно оглянулся, он все ждал, когда какая-нибудь еще сила схватит его и вырвет из этого тела, но ничего не менялось. Над головой на стене негромко тикали круглые часы.

- Не переживай, солдат, все в порядке.

Хорошее утро, только-только светает, небо почти голубое. Прохладный легкий ветер, свежо. Ночью был дождь, день обещает быть солнечным. Середина лета. Я только проснулся, еще не ходил в ванную, стою и тру руками глаза, смотрю на папу. Тот сидит на балконе и курит. Дверь балкона закрыта, мама всегда велит плотно ее закрывать, если папа идет курить, потому что потом «эту дрянь ничем не отмоешь». Кажется, папа спокоен, не берусь сказать наверняка, но вроде бы это именно папа, а не кто-то другой, тот, что иногда смотрит на меня его глазами. Не знаю, как именно это объяснить. Мама спит, дверь в их спальню приоткрыта и, проходя мимо, я слышал, как она что-то неразборчиво говорит во сне. Папа говорит, что под утро она всегда разговаривает. А иногда, когда сильно устает и перенервничает, встает по ночам и куда-то собирается.

Нужно идти в ванную, но я боюсь сдвинуться с места. Один шаг, и эта странная, волшебная тишина рухнет, и вернется безумие. Я этого не хочу. Папа докурил, зачем-то посмотрел вниз, обернулся, будто бы ища пепельницу (мама всегда моет ее и убирает с балкона, чтобы та не воняла) и тут заметил меня. Улыбается. Стоит на фоне яркого зеленого ковра крон. Машет рукой, делает шаг вперед и влево и открывает дверь.

- Доброе утро, солдат!

- Привет, па!

- А ты чего проснулся в такую рань? - папа входит в комнату, сначала, вижу, решает сесть на диван и включить телевизор (я только ради него все еще смотрю эту плоскую фигню), но потом решает обнять. - Иди ко мне!

Мы обнимаемся, я чувствую запаха пота, одеколона, сигарет. Несколько дней назад, вспоминаю, я думал о его смерти: что будет, если папа все-таки умрет, если это дерьмо съест его? Как я буду жить? И вот теперь крепче прижимаю его к себе.

- Что такое?

- Ничего, папа. Все хорошо.

Мы идем на кухню пить чай. Папа рассказывает про свой сон.

- Представляешь, мне снилось, что твоя мама меня не послушала и подключилась к этой штуке. И в какой-то момент что-то пошло не так. Это было страшно.

Папа наливает мне чай, ставит чашку рядом со мной на стол, а рядом кладет шоколадную вафлю, смотрит в глаза.

- Этого нельзя допустить, - он предельно серьезен. - Там, во сне, я это прекрасно понимаю, но ничего, совсем ничего не могу сделать. Глаза твоей мамы становятся белыми, будто их заволакивает туманом, я трясу ее за плечи, зову по имени, но ничего не происходит, нас будто отрезает друг от друга. Но знаешь, что самое страшное?

- Что, пап?

- Я могу вспомнить, есть ли в этом сне ты.

***

К обеду стало скучно. Я предложил маме с папой пойти прогуляться. Пусть погода и начинала портиться (прогноз нагло врал, достаточно было просто взглянуть в окно), но и под дождем побегать тоже неплохая идея. Так мне казалось. В школу идти было не нужно. Вообще никому никуда не нужно, хоть и среда. Мама взяла отпуск по уходу за папой, а у меня каникулы.

- Давайте погуляем? Только до парка Ганди, туда и назад, подышим свежим воздухом, а?

Мама строго посмотрела на меня из-за папиного плеча, так строго и так стараясь, чтобы папа этого не увидел, что мне стало обидно.

- Пап, - говорю, трогаю его за плечо. - Пойдем гулять?